Иван Грозный: Кровавый поэт
Шрифт:
Василий, человек умный, рассудил, что негоже отдавать «в частные руки» стратегически расположенный пограничный город – тем более даже не своему, исконному москвичу, а «политэмигранту», не особенно и надежному, по слухам. И отказал самым решительным образом: на всех, мол, городов не напасешься, самому мало…
Разобиженный Глинский потихонечку сочинил слезное письмо польскому королю Сигизмунду, где каялся, что поступил неразумно, связавшись с московскими варварами, и просился обратно, обещая служить верой и правдой. Кто-то из приближенных Глинского в это письмецо заглянул краем глаза – и, проявив здоровую бдительность,
Князь, как любой на его месте, осерчал не на шутку: мы его, шантрапу приблудную, приютили, как человека, а он…
Глинский ударился в бега. Его поймали и определили на нары. Собирались отрубить голову, но тут Михайла Львович выкинул оригинальный номер: обратился с покаянным письмом к митрополиту всея Руси, в коем слезно и прочувствованно излагал, что все его выходки – результат злонамеренного влияния католичества. Он, мол, хотя и называл себя много лет православным, на самом деле еще во времена студенческой юности, в Италии, спьяну перешел в католичество. Так что сам он ни при чем, это его «латинская вера» так испортила – а теперь он раскаялся и просит торжественно перекрестить его обратно в православие…
Я же говорю, светлая была головушка! Европейски образованная… Митрополит если и не умилился, то, во всяком случае, живо этим делом заинтересовался, завязалась обширная переписка с великим князем, и в результате всей этой сумятицы казнить Глинского как-то забыли, и он в тюрьме прижился. Понятно, тюремная жизнь – не сахар, но оказаться без головы было бы еще хуже. В общем, Русь воевала то с Польшей, то с татарами, все были заняты до предела, и полузабытый Глинский задержался на зоне на двенадцать лет…
А потом в его жизни, способной послужить сюжетом для дюжины авантюрных романов, снова произошел резкий поворот…
В жизни государя Василия присутствовала, говорю без всякой насмешки, великая кручина. С супругой Соломонией он прожил чуть ли не четверть века, а детей все не было. Это и для обычного человека нешуточная трагедия, а уж для государя, оставшегося без наследника… Кому оставить все? Некому… Целая орава Рюриковичей и Гедиминовичей, видя такое дело, начинает в открытую поглядывать на престол с нехорошим хозяйским прищуром, а наследника нет, нет, нет!
Что творилось на душе у Василия, остается только догадываться. Ничего приятного, конечно…
Кончилось все тем, что царицу Соломонию постригли в монахини, – другой формы развода тогдашняя юридическая практика (не только русская, но и общеевропейская) как-то даже и не предусматривала. Если один из супругов уходил в монахи, отрешаясь таким образом от всего мирского, другой (другая) имел полное право вступить в новый брак.
Сохранились сведения, что Соломония постригаться категорически не хотела, не чувствовала ни малейшей тяги к монашескому «подвигу». Доверенный боярин Иван Шигона, видя такое дело, от всей души приложил строптивую царицу нагаечкой и, как деликатно пишут летописи, «увещевал словесно». Характер «увещеваний» представить нетрудно. Соломония сдалась и пострижение приняла. Государь Василий, таким образом, в одночасье стал холостяком – и честно вам скажу, лично я ему не судья…
Невеста появилась очень скоро – православная, знатного рода, юная княжна Елена Глинская, родная племянница все еще прозябавшего в тюрьме Михаила. О побудительных мотивах Василия не стоит долго ломать голову: портрет Елены давным-давно реконстурирован по черепу в строгом соответствии с методом профессора Герасимова. Штучная была красавица…
Свадьбу играли торжественно, со всем размахом. Пожилой государь, без сомнения, к юной жене воспылал не на шутку, поскольку (за отсутствием в те времена пластических хирургов), дабы выглядеть моложе, совершил беспрецедентный по тем временам поступок: сбрил бороду.
Дело даже не в том, что это противоречило исконным русским обычаям. Исторической точности ради разрешите доложить: в те времена со «скоблеными рылами» щеголяли исключительно гомосексуалисты – да простят меня ревнители тезиса о Святой Руси, но этой публики и тогда имелось изрядное количество (нет, понятно, конечно, что эту заразу к нам занесли с богопротивного Запада, кто бы сомневался!).
Елена Глинская
Михайлу Глинского держать в тюрьме и далее было теперь как-то неудобно – царский родственник как-никак. Его выпустили, пожаловали кое-какое движимое и недвижимое имущество, душевно попросили более не изменять и даже пригласили ко двору. Неизвестно, что там думал Глинский, но более он и в самом деле не изменял – видимо, на старости лет решил остепениться. Двенадцатилетний срок на нарах – это, знаете ли, способствует устранению излишней шустрости в таких делах.
А наследника все не было – хотя Василий наверняка прилагал к этому все усилия. Год, два три… Наследник не рождается. Венценосная супружеская пара принялась ездить по монастырям, усердно молиться о даровании дитяти…
Тем временем по Руси поползли слухи, что Соломония, попав под монашеский плат уже беременной, в монастыре родила-таки ребенка мужского пола – и отдала его кому-то верному на воспитание. Легенда эта окажется удивительно долгой и живучей. Уже в двадцатом веке ее вновь пустят в широкий оборот – когда, вскрыв предполагаемую могилу ребеночка, найдут там богато одетую деревянную куклу. Возникнет даже красивая легенда о том, что ребенок не умер во младенчестве, а вырос, возмужал – и будто бы все зверства, все репрессии Ивана Грозного исключительно на том и основаны, что он много лет охотился за опаснейшим для себя конкурентом…
Увы, версия эта аргументирована весьма слабо, поэтому всерьез и подробно я ее рассматривать не буду при всей ее романтической красивости. Лично мне представляется крайне маловероятным, что более двадцати лет царица не беременела, а потом вдруг – нате вам… Или «виновником торжества» был вовсе не законный муж Василий Иоаннович? Тоже плохо верится, чтобы пожилая уже женщина, угодив в монастырь, практически тут же стала крутить романы… Гораздо более вероятно другое объяснение: видя бездетность государя, кто-то из хитроумных бояр готовил «чудесным образом родившегося» наследника, распускал слухи о его рождении, быть может, и приготовил какого -то левого младенчика, чтобы потом объявить его законным, а себя – борцом за права «государева сына». Не столь уж необычный поворот сюжета, сдается мне… Но истину уже не установить.