Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Иногда создается впечатление, что этого государя сам Господь послал России. Попущение всем его неудачам и злодеяниям, возможно, было уроком всей стране: насколько славен и удачлив был православный царь, пока он был настоящим православным царем и не пытался уклониться от своего предназначения, и насколько мерзок, жалок и несчастлив стал он, изменив собственной роли…

Иван IV возжелал не только править страной и народом, но и отделиться от них, встать над ними, преобразиться в независимую силу, ничем не сдерживаемую и ничем не ограниченную в своих планах и действиях по отношению к подданным. Законодательного, правового ограничения ему и впрямь не существовало. Ни византийское, ни русское право его просто не предусматривало. А современные политологические представления о природе власти, социальная философия, навеянная духом эпохи Просвещения, в принципе непригодны для того, чтобы устраивать суд над государями старомосковскими и их временем [235] . Невозможно и бессмысленно применять Уголовный кодекс Российской Федерации, скажем, к местническому делу. Так же невозможно и бессмысленно требовать от грозненской эпохи соответствия каким-то невнятным «общечеловеческим ценностям», за которыми кроется рублефицированный либерализм. Для всех этических максим нашей интеллигенции, гуманистичной и вестернизированной,

у XVI столетия один ответ: пороть, пока дурь не вылетит из головы. И этот ответ на «критику слева» адекватен. Никогда нравственные вкусы потомков не были милосердны к духовному укладу предков, но лучше ли стали потомки? Наше время, мутное от интеллектуальной эквилибристики униженных поколений, слабое и неплодоносное, должно бы склонить голову перед героической, кровавой и блистательной эпохой последних Рюриковичей. Бурное социальное творчество того времени, самоотверженная борьба с опасными врагами, невероятная витальность и в то же время духовная эпичность дадут сто очков вперед нашей невразумительной помойке… Совать в русское Средневековье какой-нибудь, прости Господи, розовый социализм, либеральную хельсинковщину или, скажем, тупо-бесчеловечную науку экономике — проявление пошлости и недоумия одновременно. Но это не значит, что Московское государство в зените существования своего не знало высшего смысла и высшей правды, подчиняться которым должны были в равной степени и царь Иван Васильевич, и какой-нибудь гарнизонный пушкарь из Шацка. А смысл этот и эта правда таковы: государь — всего лишь первый из христиан, равных перед Богом. Истинный царь — Царь Небесный, и все жители православной державы ходят под рукой Его, смиренно подчиняясь Его воле, чтят Его заповеди, и хлеб насущный принимают из Его невидимых рук. Над царем, таким образом, стоит суд Бога, точно так же, как и над каждым из его подданных [236] . И подданные вправе заниматься «критикой справа», т.е. ставить вопросы: относится ли к ним государь, как к членам огромной христианской общины, иными словами, как к членам колоссальной семьи? Он имеет право на строгость точно так же, как и всякий отец семейства, но и заботиться о семействе точно так же обязан — как о родне. Чтит ли он заповеди? Добрый он христианин или же отступник? Еще византийская традиция позволяла отказать государю в повиновении, если он покушается на основы веры… Если государь отступничает, если он — «ложный государь», стоит ли ему подчиняться и как тогда упромыслить свою жизнь? Жизнь своей семьи? Жизнь города? Жизнь страны? Порой ответы на эти вопросы инициировали ужасающий бунт. А в Смутное время ответом на них стала титаническая борьба и социальная катастрофа.

235

Обычно либерально-демократические историки и публицисты пишут о варварском тиранстве Ивана IV, о крови, обильно пролитой по его приказу, о страшных массовых казнях. Государь Иван Васильевич казнил не больше и не меньше, чем европейцы того времени. Во Франции и в Речи Посполитой религиозные войны привели к чудовищному кровопролитию. Среди европейских правителей XVI столетия были такие, по сравнению с которыми наш кровопийца должен бы считаться сущим младенцем. Не особенное «азиатское варварство» наше и не «самодержавный деспотизм» привели к огромным жертвам. Государственный строй соседей Московского государства, да и вообще политическое устройство европейских стран того времени не дают примеров более позитивных, более «мягких» по сравнению с нашей страной. Дело в личных качествах государя. Худо не то, что он множество людей казнил, пребывая в своем праве самодержца, а в том, что он множество людей казнил… Стоит ли оправдывать родное, отечественное душегубство кровавым варварством западных соседей? Стоит ли апеллировать к примерам худшего в человеческих душах и в человеческой истории? На это ли место — среди злодеев — следует претендовать нашей цивилизации, нашему народу?

236

И сам Иван Васильевич это понимал. В частности, во втором послании, адресованном князю Курбскому, он писал: «Со смирением напоминаю тебе, о князь, — посмотри, как к нашим согрешениям и особенно к моему беззаконию, превзошедшему беззакония Манассии, хотя я не отступал от веры, терпеливо Божье величество, веря в мое покаяние. И не сомневаюсь в милосердии Создателя, которое принесет мне спасение, ибо говорит Бог в святом Евангелии, что больше радуется об одном раскаявшемся грешнике, чем о девяносто девяти праведниках… Ибо если и многочисленнее песка морского беззакония мои, все же надеюсь на милость благоутробия Божьего — может Господь в море своей милости потопить беззакония мои…» Здесь же царь подчеркивает, что Господь «…милостью своей позволил нам, смиренным и недостойным рабам своим, удержать скипетр Российского Царства от его вседержительной десницы христоносной хоругви…» См.: Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным// Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 79.

Таким образом, власть Высшего Судии государь знает и склоняется перед нею.

* * *

Каким же христианином был царь Иван Васильевич? И каким он был православным государем? Пришло время подвести итоги.

Иван III, гениальный политик, оставил своему сыну Василию страну, находящуюся на пике цивилизационного развития, мощную, богатую, получившую наследие утонченного византийского интеллектуалитета, бурно развивающуюся, защищенную как энергичной дипломатией, так и свирепым войском выносливых воинов-помещиков. Василий III был достаточно хорош, чтобы не потерять основных приобретений отца и не ставить перед несущимся на полной скорости эшелоном Русской цивилизации искусственных препятствий. Даже наша служилая аристократия, своевольная и самолюбивая, отдала не столь уж много в период правления Елены Глинской, а затем в юные годы Ивана Васильевича. И вот молодой царь взял вожжи в руки. Система управления пестрым военно-служилым классом, огромной территорией, полусложившимися сословиями, да еще в условиях постоянной готовности драться насмерть, отражая нашествия с юга и востока, оказалась безумно сложной. Церковь занята была важными реформами, иосифлянство и нестяжательство сцепились в клинче. Правильно выстроенные отношения с Церковью стоили дорогого, но добиться симфонической гармонии тоже оказалось непростым делом. Россия тех лет имела невероятно запутанное, да еще не до конца сформированное, устройство, все оставалось в движении, ничто еще не успело застыть. Чтобы адекватно править страной, требовалась колоссальная воля, твердость, холодный изощренный ум и, одновременно, чувство равновесия. Система адекватно действовала, покуда правитель видел, влияние каких групп требуется уравновесить, кого поддержать, а кому дать укорот, на каких условиях

включить бывших властительных князей в московские правительственные круги, когда стоит им прощать фронду, а когда прощать нельзя и требуется применить силу. Иван III идеально подходил для этой задачи. Иван IV унаследовал от деда один только масштаб мышления. Будучи наделенным нервной, артистической натурой, он больше умел выглядеть великим правителем, нежели быть им. Он слишком многого ожидал от благоприятных обстоятельств и слишком быстро впадал в уныние, когда ситуация осложнялась. Государь не обладал должной твердостью и должной волей. Поэтому, испугавшись сложности и динамизма административной системы Московского государства, Иван Васильевич попытался заменить постоянную, нешумную деятельность хладнокровного манипулятора мерами экстренного характера, эффективную практическую деятельность эффектной идеологией, упорство в достижении целей простой жестокостью, а христианскую нравственность лицедейством. Это отчасти напоминает конец двадцатых — начало тридцатых годов в СССР: «сплошная коллективизация» в значительной степени была инициирована страхом «не справиться» с деревней и нежеланием всерьез, изо дня в день, из года в год вести кропотливую работу с сельским населением…

Иван Васильевич не имел права поддаваться истерике, холить и лелеять нервную хлипкость. Он государь, с него и спрос другой.

Иван IV умыл Россию кровью.

Один книжник, свидетель грозненской эпохи, через несколько десятилетий после смерти Ивана Васильевича напишет о нем: «Больше к единоверцам, которые находились в его руках, под его властью, к близким ему людям — великим и малым, нежели к врагам, он оказывался суровым и неприступным, а к которым ему таким быть следовало, к тем он был не таким от поднимающегося в нем на своих людей пламенного гнева»{185}.

Несколько тысяч раз государь Иван Васильевич нарушал заповедь «не убий». Лично он был исключительно богомолен, совершал то и дело паломничества в монастыри, даже пищу крестил за обедом. Он заказывал молебны по душам собственноручно им или по его приказу убиенных людей, приказав составить огромные синодики. И, насколько можно судить, покаяние государя было искренним и глубоким.

Он непоколебимо стоял против ересей, не допустил в страну протестантизм, а в годы, когда Московской митрополией правил св. Макарий, установил с Церковью добрые отношения.

Но.

Он несколько тысяч раз нарушил заповедь «не убий».

Такого не водилось за Иваном III, правителем суровым, а порой и жестоким. Длительное правление его скудно пытками и плахами.

Такого не водилось за Василием III. Этот не обладал и третью талантов отца, но страну от крупных неприятностей сберег и острых социальных конфликтов не вызвал.

Такого не водилось за Федором Ивановичем, а итог его царствования скорее положителен для России.

Такого не водилось даже за Борисом Годуновым, хотя он и сидел на престоле крайне непрочно.

Василий Шуйский казнил немало народу, но это происходило в условиях открытого вооруженного противостояния с мятежниками.

За Михаилом Федоровичем.

За Алексеем Михайловичем. При нем казнили много, но в подавляющем большинстве случаев — за открытый бунт, злой и разрушительный.

За Федором Алексеевичем…

И лишь деятельность Петра Великого по степени пролитой крови может сравниться с грозненской эпохой. Но это уже и время другое, старому Московскому царству приходит конец.

Бог судья Ивану Васильевичу, но никак невозможно, чтобы добрый христианин так зверствовал!

Владимир Святой, крестившись, спрашивал у Церкви, может ли он казнить, и Церковь на себя приняла его грехи. Царица Елизавета Петровна отказалась от смертной казни. И даже скорый на расправу Петр I спрашивал у патриарха: достойно ли казнить мятежных стрельцов? Если добрый христианин убил, даже защищая собственную жизнь, даже на войне, в бою, ему пристало скорбеть и сокрушаться сердцем о содеянном грехе.

Отчего же Иван IV губил людей так легко?

Нет, не за день и не за месяц до составления синодиков, о которых говорилось выше. Был период, когда государь жил на огромной дистанции от покаянных слов и мыслей. Тогда он убивал скоро, без особых рассуждений. А с возрастом, видимо, мысли о последнем суде и спасении души растревожили его…

Первый воевода страны, он добился к концу царствования очень сомнительных успехов. Где-то территория его державы расширилась, а где-то страна понесла утраты. Результат, таким образом, можно толковать по-разному. Нет ни очевидного успеха, ни очевидного провала. Но цена, заплаченная за этот зыбкий баланс приобретений и утрат, непомерно высока. Россия, страна редко заселенная, располагавшая сравнительно небольшой армией, которая должна была проявлять крайнюю мобильность, чтобы успевать повсюду и везде, потеряла слишком много представителей военно-служилого класса, притом самый цвет его, т.е. людей, относящихся к верхушке. Боясь собственных служилых аристократов, гневаясь на них за изменные замыслы и уничтожая их под влиянием страха и гнева, Иван IV нанес огромный урон обороноспособности страны.

Царь отвечал перед Богом за сохранность отданных ему под руку единоверцев. Отчего же он допустил московский разгром 1571 года? Отчего он не смог защитить столицу православной державы от басурманского нападения?

Первый дипломат страны, Иван Васильевич упустил несколько удобных возможностей выйти с малыми потерями и большим прибытком из тяжелой Ливонской войны; не сумел подружиться с Крымом, хотя у деда его получилось сделать агрессивных крымских ханов своими помощниками; не смог найти для истекающей кровью России надежных и сильных союзников; бывал заносчив с иностранными государями, когда Бог попускал его державе успех, но в положении просителя впадал в униженное состояние. Между тем не одна честь государева поставлена была на кон, когда принимались важнейшие военные и внешнеполитические решения, но еще и тысячи жизней. Думал ли Иван Васильевич, сколькими жизнями придется расплатиться стране за его горделивое любование собой?

Бог судья Ивану Васильевичу, но никак невозможно доброму христианину столь мало заботиться о ближних, тем более о тех, чья судьба прямо зависит от слов его и действий.

Свою особую роль самодержца в христианском мире, особые пути спасения его души, особые его права Иван IV объявлял публично, не стесняясь несовпадения всего этого с учением Церкви. Государь произвольно толковал Священное Писание. На протяжении многих лет он не подходил к причастию, предпочтя ему плотские утехи и подведя под свой выбор нелепое идеологическое оправдание. Опричное сборище и, в частности, «Слободской орден» с религиозной точки зрения толкуют по-разному — то как подобие монашеского ордена, то как подобие эзотерического камлания или прямо бесопоклоннической секты, устроители которой сделали посмешище из богослужения. Среди всех мнений об опричных порядках особенно важно свидетельство архиерея и очевидца происходившего — св. митрополита Московского Филиппа. А он в опричных обычаях, опричной одежде, повадке опричников и склонности их к пролитию крови не увидел ничего христианского.

Поделиться:
Популярные книги

Кодекс Крови. Книга III

Борзых М.
3. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга III

Идеальный мир для Лекаря 21

Сапфир Олег
21. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 21

Неудержимый. Книга VIII

Боярский Андрей
8. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
6.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга VIII

Бальмануг. Студентка

Лашина Полина
2. Мир Десяти
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Бальмануг. Студентка

Энфис 2

Кронос Александр
2. Эрра
Фантастика:
героическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Энфис 2

Мастер Разума VII

Кронос Александр
7. Мастер Разума
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер Разума VII

Попаданка

Ахминеева Нина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Попаданка

Опер. Девочка на спор

Бигси Анна
5. Опасная работа
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Опер. Девочка на спор

Возвращение

Кораблев Родион
5. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
6.23
рейтинг книги
Возвращение

Волк 4: Лихие 90-е

Киров Никита
4. Волков
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Волк 4: Лихие 90-е

Бальмануг. (Не) Любовница 2

Лашина Полина
4. Мир Десяти
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Бальмануг. (Не) Любовница 2

Невеста вне отбора

Самсонова Наталья
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.33
рейтинг книги
Невеста вне отбора

Большая игра

Ланцов Михаил Алексеевич
4. Иван Московский
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Большая игра

Идеальный мир для Лекаря 17

Сапфир Олег
17. Лекарь
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 17