Иван Грозный. Исторический роман в трех книгах. Полное издание в одном томе
Шрифт:
Но трудно было сломить упорство вражеского войска, упорство жестокое, отчаянное.
После долгого кровопролитного боя приступ все же увенчался удачей.
Поляки заняли сбитую до половины выстрелами из пушек Свиную башню, а венгры – разрушенную почти до основания Покровскую башню.
В королевском лагере поднялось ликование.
Перед приступом, как рассказывали Шуйскому захваченные в плен польские офицеры, король устроил обильное угощение в своей ставке для всех военачальников. Играли венгерские музыканты, хмельные песни лились рекой,
Во время этого пиршества польские офицеры встали из-за стола и, подняв сабли над головами, поклялись королю в том, что вечером будут ужинать во Пскове.
Рассказывавший это высокий, бойкий, рыжеусый пан уверял слушавших его воевод, что польские военачальники свое обещание выполнят – сила королевского войска велика, непобедима. Нет никакого смысла псковитянам бороться с таким могущественным королем, как Стефан Баторий.
Шуйский терпеливо выслушал его.
– Кто хвалится, тот с горы свалится, – насмешливо сказал он.
Когда пану перевели слова Шуйского, он недоверчиво, исподлобья посмотрел на воеводу.
– Наш король не имел поражений. Он не любит хвастаться.
– Коли не имел, так будет иметь, – строго произнес Шуйский и обратился к стрельцам: – Возьмите его да сторожите крепко. Не нарочно ли он попал к нам в плен, не с умыслом ли?! На всякие хитрости пускается их король-простачок.
Шуйский отобрал для смелой вылазки из крепости самых отважных воинских людей. В число их попал и Хвостов.
На ратном совете воеводы решили не давать покоя королевскому войску, неожиданно нападать на него во время передышки между штурмами.
Ночь осенняя, лунная.
В городе тихо; в скорбном полумраке храмов горожане возносят молитву об одолении напавшего на них врага.
Хвостов стоит, прижавшись спиною к каменной стене, у городских ворот, которые должны открыться вот-вот для того, чтобы через них он, Хвостов, со своими стрельцами напал на вражеские таборы, что раскинулись вблизи городских стен.
Его мысли, как всегда, об Анне. Здесь, среди камней и куч щебня, в темноте, она стоит перед ним – живая, нежная, кротко отвечая ласкою на его ласки, как тогда...
Облитые лунным светом белые стены собора, домишки обывателей, шатры ратников – все это вдруг подняло в душе Игнатия воспоминания об уютном домике на усадьбе Никиты Годунова. Даже медвежонок пришел на память, и невольная улыбка скользнула по его лицу.
Вспомнилось, как ласково смотрел на него Никита Годунов, как заботливо, по-матерински благословила его при отъезде во Псков Феоктиста Ивановна, но с Анной ему не пришлось проститься.
И невольно, про себя, тихо запел песню Игнатий:
Погляжу я в ту сторонку – Замрет сердце и заноет...К нему подошел старый седобородый стрелец в громадной косматой шапке, с широким мечом на боку.
– Что, сынок? Аль приуныл?
–
– На чужбине, сынок, и собака тоскует, не токмо человек. Сам я с Белоозера сюды прислан. Много наших по государеву наказу на защиту пришли. Хоть и чужбина, а свое, родное.
Немного помолчав, он, как бы про себя, тихо произнес:
– Такое дело... Со всех концов мужики сошлись. Горячо теперь будет!
И отошел, потирая руки.
Ночь прошла тихо, но утром бой возобновился. Опять пронзительно завизжали трубы королевского войска, – снова заревели вражеские пушки, и опять с распущенными знаменами потекли на приступ пешие и конные толпы неприятеля, сверкая на солнце копьями и мечами.
Встрепенулись и защитники Пскова. Гневно заревели огромные пушки «Барс» и «Трескотуха». Огонь и дым их наводили ужас на польскую пехоту, терявшую под их выстрелами множество людей убитыми и ранеными. «Барс» несколькими ударами выбил немцев из Свиной башни. Шуйский, заметив прятавшиеся в ней остатки врагов, велел подкатить бочки с порохом под ее основание, а порох зажечь. Вскоре развалины башни и находившиеся там враги взлетели на воздух.
Старики, женщины и дети с огромным усердием таскали к стенам бревна, камни, катили бочки с порохом, тачки с ядрами. Иные из них слезно молились в церквах, прося у Бога победы над врагом.
В самый тяжкий час к проломному месту в крепостной стене двинулся крестный ход с иконами и хоругвями, сопровождая отряд Игнатия Хвостова. Шуйский наказал сделать через пролом в стене вылазку, чтобы отогнать от того места королевских солдат.
Воины Шуйского приготовились биться с врагом до конца. Они пели молитвы вместе с народом, провожавшим их на ратный подвиг, молитвы о победе. Смешавшись с рыданьями женщин, слова молитвы звучали решимостью защитников крепости биться с врагом до конца.
Хвостов сидел на коне с обнаженным мечом, растроганный, оцепеневший от нахлынувших на него чувств. Из-под железного шлема на толпу смотрели с нежностью его наполненные слезами, почти детские, молодые глаза.
Но вот он дал знак толпе народа остановиться, дальше не провожать воинов. Построившись в боевой порядок, отряд всадников, предводимый Хвостовым, быстро, с копьями наперевес, помчался навстречу видневшимся в проломе королевским войскам.
Шуйский со стены следил за действиями отряда. Рядом с ним находились Скопин-Шуйский и князь Черкасский.
Вот Хвостов столкнулся с громадным венгром, закованным в железо, – начался поединок. Шуйский и стоявшие рядом с ним люди весело рассмеялись, когда увидели, как Хвостов ловким ударом меча выбил из седла венгра.
Псковские всадники, видя это, еще яростней стали драться с венграми, храбро налетая на них, не щадя своей жизни.
Перевес был на стороне малочисленного отряда псковитян, но вдруг на помощь венграм из леса выбежало множество немецких ландскнехтов.
Начался бой не на живот, а на смерть.