Иван и Сара
Шрифт:
Сара. …Действительно, сделал, не обманул: посвятил мне дурацкую книгу в пяти томах — «Муки совести великих людей: от Прометея до Льва Толстого».
Иван. …Все было зря…
Сара. …Лично мне эта книга радости не принесла…
Иван. …Дурацкая жизнь — поди, разберись…
Сара. …И люди устали страдать… Все хотят простоты и покоя… чтобы не было страха… войны… чтобы дети голодными…
Иван. По-твоему, жить нужно только на четвереньках…
Сара. Митя — как все.
Иван(поднимается, медленно направляется к выходу).
Сара(устремляется следом). Митя, не уходи…
Иван. Вера, либо уйти, либо повеситься… С тем, что в душе, быть дальше…
Сара. А что, Митя, в душе? Что такого у тебя в душе? Не уходи, умоляю…
Иван. Измена твоя у меня в душе!
Сара. Пятьдесят лет прошло!
Иван. А хоть тысяча!..
Сара. Подумай, но как — пятьдесят…
Иван(со слезами). От обиды вздохнуть не могу… Как поленьев горящих мне в грудь натолкала…
Сара. Да прости, наконец!..
Иван. Не могу!.. Не могу, Вера, я не могу, и не надо… Ничего уже вместе не сможем, пусти… (Выдирается.) Разве еще — ненавидеть, пусти…
Сара(снова цепляется.) Тогда вместе помрем, Митя, рядышком, что ли, давай… А чего мне одной тут, мы оба без Бога… Говорят, что Он добрый — наверно, простит…
Иван. Смерть, может быть, и простит… Дурацкую жизнь — не простит…
Сара. Без тебя я не буду тут, Митя, не буду, и ты не проси… (Цепко держится за него обеими руками.)
Иван. Отпусти, умоляю…(Пытается вырваться — не удается.)
Сара. Мы оба погибнем…
Иван. Но я не могу!.. (Сползает на колени). Отпусти меня, я заклинаю… У меня нет другой жизни — а в этой мы вместе не будем… Просто я не смогу, мы не будем… (Рыдает.) Не будем, не будем…
Звонит телефон. Оба не пошелохнутся. Наконец, она, мягко, решительно отстраняется, идет к телефону. Рукой вытирает слезы на лице.
Сара(тихо). Да… аллё… (Вдруг, кричит.) Да! Алле! Кто говорит?.. Да, нет-нет, я Федотоф-Федотоф!.. Федотоф, говорю, Федотоф, вам нужен Федотоф — я Федотоф!.. Я только, простите-простите… (Беспомощно озирается.) Боже мой, что же мне делать?.. Ой, Ванечка, Ваня, мне кажется, это из театра! (Радостно.) Ой, ради Бога, вы только, пожалуйста, не кладите трубку, я чего-то придумаю!
Артист поднимается с колен, надевает шляпу. Прощальный взгляд в зеркало, незаметно уходит.
Говорите помедленнее!.. Я, возможно, пойму — если помедленнее!.. Просто я совершенно ничего не понимаю, говорю, но я все равно постараюсь!.. Как-как?.. Что вы сказали?.. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, только, пожалуйста… Смотрите, я поняла: Федотоф, театр!.. А что Федотоф-театр, что с ним, говорите скорее!.. Не надо так быстро, просила не быстро — просила!.. (И опять беспомощно озирается, плачет.) Боже мой, что же я, Ваня!.. Иван, помоги, я не понимаю!.. Они говорят — я не понимаю — они говорят — это же невыносимо… (В трубку.) Я не понимаю! Я не понимаю! Я не понимаю!.. (Оставляет телефон.) Ваня, ты где?.. Любимый мой, Ваня!.. (Ищет его.) Они говорят — ты поймешь… Ты умный, ты добрый, ты гениальный… Поговори с ними, Ваня, как ты умеешь… (Уходит.) Я все буду делать — все, как ты хочешь, только поговори с ними… Они что-то знают, они что-то скажут… Ванечка, Ваня… Ванечка мой… (Уходит.)
Темно. Музыка.
Эпилог
В темноте — шум полного зала, гомон, голоса; по динамикам скоренько и вполсилы прокатывается лошадиное ржание; помреж буднично и громко объявляет по радио: «Внимание, всем приготовиться: третий звонок, третий звонок. Актерам на выход через правую кулису. Повторяю: актерам на выход через правую кулису. Господин Иван, вы меня понимаете? Через правую, сказано вам, через правую! Спасибо»!.. Звучит гонг, ярко зажигается свет на сцене, появляется Старик аргентино-одесского происхождения, быстро скидывает с себя обувь, подбегает к двери и мгновение прислушивается; торопится к тумбочке, достает коробку с лекарствами, заглатывает какие-то таблетки, семенит к столу, запивает водой из чайника, опять возвращается к лекарствам, закапывает в нос и в глаза и в уши какие-то капли, прячет лекарства. Еще прислушивается; довольно потирает руки, мелко похохатывает, трясущимися руками расстегивает галстук, торопится к тахте, по ходу расстегивает рубашку, сдергивает плед, под которым уже приготовлены некоторые из орудий сексуального производства: уздечка и плетка, павлинье перо… Противненько похохатывая, прилаживает уздечку на голове — вдруг, замирает, завидев Сару в пеньюаре, на высоком каблуке.
Иван(как породистый рысак, нетерпеливо поигрывает ногой, восхищенно). Иго-го… Ого…
Сара. Ну, что?
Иван. Факи-факи, ого…
Сара. Что, помочь?
Иван. Ох-хо-хо, иго-го, иго-го!..
Сара. Давайте, папашка, что ли, помогу… (Кокетливой походкой манекенщицы направляется к нему, хватается за ширинку.)
Иван(аж подпрыгивает). О! О! О!..
Сара. Папашка, спокойно!
Иван(начинает скакать на месте). Иго-го, иго-го, иго-го, иго-го!..
Сара(хватается за поводья и натягивает уздечку). Тпрру! Тпрру!
Иван. Иго-го!
Сара. Тпрру, говорю!
Иван. Иго-го!
Сара. Тпрру, лошадка!.. (Подбирает плетку и весело хлещет старика.) А теперь — н-но, поехали!.. (Хлещет.) Н-но, н-но, н-но! Н-но, поехали, н-но! Н-но-н-но!..
Иван(радостно — до отчаянья, скачет, стуча копытами). Иго-го! Иго-го! Иго-го! Иго-го!..
Сара. Н-но!..
Иван. Иго-го!..
И еще из темноты несутся веселые до отчаяния: «Н-но, иго-го, н-но, иго-го, н-но…»