Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии
Шрифт:
Ко всем воеводам, которые были у него в лагере, он посылает конных опричников или убийц, чтобы они под предлогом дружбы оставались и жили с воеводами, улучая время, когда увидят их в сопровождении меньшего числа рабов или в храме, или дома, или где только найдут удобным, чтобы захватить их там, затем убить и рассечь на куски. После убийства такого человека, если у него есть родственники, друзья и близкие, то, живут ли они во дворце или нет, тиран приказывает всех их умертвить, поручая убийцам произвести на них натиск въявь, по дороге, в то время, когда они направляются во дворец, напасть и зарезать. Затем он разыскивает виновников убийства, как будто ему ничего не известно, но обычно никого не открывает и не наказывает.
Через убийство такого рода он уничтожил очень многих из знатных семейств и уничтожает и поныне, совершенно забыв о добродетели и человечности.
КЛЮЧЕВСКИЙ.
КУРС РУССКОЙ
Началось устроение опричнины. Прежде всего, сам царь, как первый опричник, поторопился выйти из церемонного, чинного порядка государевой жизни, установленного его отцом и дедом. Он покинул свой наследственный кремлевский дворец, перевезся на новое укрепленное подворье, которое велел построить себе где-то среди своей опричнины, между Арбатом и Никитской. В то же время приказал своим опричным боярам и дворянам ставить себе в Александровской слободе дворы, где им предстояло жить, а также здания правительственных мест, предназначенных для управления опричниной. Скоро он и сам поселился там же, а в Москву стал приезжать «не на великое время». Так возникла среди глухих лесов новая резиденция – опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию монастыря. Он подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию, сам принял звание игумена, а князя Афанасия Вяземского облек в сан келаря. Царь покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав, сам с царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После обедни, за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов Церкви о посте и воздержании. Потом он одиноко обедал сам, после обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок присутствовать при пытке заподозренных.
ШЛИХТИНГ?
«Сказание» было обнаружено в Ватиканском архиве в конце XIX века в виде канцелярской рукописи. С нее была сделана копия и отправлена в историко-археографический институт Петербурга. Некоторые исследователи склонны доверять всем сведениям «Сказания», полагая, что его автор был очевидцем того, что описывал. Однако данные биографии Шлихтинга (он рассказал о себе сам) вызывают сомнение в том, что он жил в России и случайно прибыл на территорию Литвы в начале 70-х годов XVI века.
Во-первых, Шлихтинг оказался в Вильно именно в тот момент, когда папский нунций Портико собрался в Москву заключать договор с Иваном IV о военном союзе против Турции. Это было крайне не выгодно Сигизмунду II, но сам он не имел права останавливать посла папы Римского. За него это сделал Шлихтинг. Своими рассказами о жестокостях и злодеяниях царя будущего союзника он так напугал Портико, что вместо Москвы тот поехал в Рим, захватив с собой «Сказание» Альберта.
Во-вторых, трудно объяснить, почему попавший в плен к царю немецкий дворянин (а именно так представлялся Шлихтинг), был знатоком русского языка и смог поступить на службу к придворному врачу в качестве переводчика. Он считал врача итальянцем. Но поскольку итальянских врачей при дворе Ивана IV не было, то историки решили, что Шлихтинг служил у бельгийца Арнольда Лензея. Тут возникает два логичных вопроса: почему бельгиец был принят за итальянца и с какого языка на русский Шлихтинг переводил речи своего господина?
В-третьих, заурядный немецкий вояка оказался знатоком римских поэтов – Виргилия, Ювенала и Теренция – и с легкостью цитировал их сочинения.
Странности в биографии Шлихтинга заставляют предположить, что ему было доверено выступить подставным лицом. На самом деле якобы принадлежащее его перу «Сказание» было составлено в королевской канцелярии и преследовало только одну цель – напугать нунция Портико злодеяниями Ивана IV и отговорить ехать в Россию.
Когда папа Пий V прочитал «Сказание», он воскликнул: «Мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями». Цель была достигнута, но обман мог вскрыться. Шлихтинг (давайте, следуя традиции, условно примем его авторство), опасаясь разоблачений со стороны других иностранцев, сокращает время действия. Якобы, только после взятия Полоцка московский правитель превратился в истинного тирана и своими поступками стал «превышать всякую меру злодейства». И задумал уничтожить своих приближенных из древних и знатных родов.
В числе первых жертв Ивана IV Шлихтинг называет князя Дмитрия Овчину Оболенского. Его якобы заставили выпить огромный кубок меда, а когда тот не смог – отправили в погреба, где его ждали псари. Они его и задушили. Причина немилости к князю была в том, что он осмелился попрекнуть Федора Басманова «за нечестные деяния с тираном».
В русских источниках никаких данных о гибели Дмитрия Овчины-Оболенского нет. Но с лета 1563 года его имя исчезает из разрядных книг. Причин могло быть много: старость, болезни, смерть от естественной причины, например, от распространившейся в то время эпидемии холеры. Можно предположить, что имя князя Овчины было включено в сочинение Шлихтинга потому, что его род знали в Литве – в 1534 году его отец находился в плену у короля. Кроме того, он сам принимал участие в осаде Полоцка. Там же был и Федор Басманов. После победы царь отправил его к княгине Евфросинии Старицкой для сообщения радостной вести.
А двухступенчатый способ умерщвления князя, очевидно, придумали, объединив обычай царя угощать на пирах своих гостей кубками с медом или вином (об этом знали все иностранцы, побывавшие на пирах у царя) и обстоятельствами гибели князя А.М. Шуйского от рук псарей. Последнее событие действительно было отмечено в ряде летописей. И наверняка, было известно в Литве, поскольку именно так ознаменовался приход Ивана IV к власти и конец боярского самоуправства.
Учреждение опричнины Шлихтинг объяснил желанием царя удалиться от дел. Но в действительности дела только начинались, и Иван IV хотел создать вокруг себя новое, более надежное окружение. (И потом, в точном соответствии с духом своего времени, с помощью верных людей расправиться с неугодными представителями знати). Характерно, что в «Сказании» нет ничего о таком важном событии, как отъезд царской семьи в Александрову слободу – первого шага к опричнине. Шлихтинг не был свидетелем этой демонстративной акции, поразившей всех москвичей. Царский врач, несомненно, должен был сопровождать царя во время его поездки в Александрову слободу, а с ним надлежало быть и переводчику. Об учреждении опричнины этот самый «переводчик» узнал с чужих слов. Потому, видимо, и решил, что опричники были набраны из подонков и разбойников, а общее их число было не велико.
Еще одной жертвой жестокости царя Ивана, по утверждению Шлихтинга, был князь Ростовский – воевода Нижнего Новгорода. В «Сказании» подробно описывается его зверское убийство опричниками.
ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ
…Он повелел умертвить князя Ростовского, который жил в Нижнем Новгороде. Так как этот князь обычно обращался с пленными слишком милостиво и не слыл в отношении их свирепым и жестоким, то в силу этого он был заподозрен в желании якобы перебежать к королю польскому и воевода полоцкий обещал ему озаботиться о доставке его невредимым. К этому князю тиран послал 30 воинов из Опричнины с поручением отрубить ему голову и доставить к себе, что и было исполнено. Именно, когда Ростовский вошел в храм помолиться, вскоре в храм вбегают убийцы, и говорят ему: «Князь Ростовский, ты пленник велением великого князя». Несчастный, бросив палку, которой он пользовался в качестве отличительного признака занимаемой им должности, этим как бы сложил с себя должность. Именно, существует такой обычай, что те, кто находится, в должности, обычно носят палку, которую дает государь в знак власти и управления. Захватив таким образом несчастного, они вслед затем сняли с него платье, которое он носил, так что он остался голым; также и его рабов, в количестве более сорока, захваченных таким же образом, они бросили в тюрьму, и Ростовского связанного, положенного на повозку и одетого в грязное платье, увезли с собою. Отъехав от Новгорода на расстояние приблизительно, трех миль, подводчики остановились и начинают топорами разбивать лед на реке, чтобы образовать прорубь. Ростовский, как бы пробудившись ото сна, а он был привязан к повозке, и на его теле сверху сидели двое, спрашивает, что они хотят делать. Те отвечают, что собираются напоить коней. «Не коням, – сказал Ростовский, – готовится эта вода, а голове моей». И он не обманулся в этой догадке. Именно, один из убийц, слезши с коня, отрубил ему вслед затем голову, а обезображенное тело его велел бросить в реку, голову же взял с собою и отнес ее к самому тирану. Увидев ее, тиран как бы погрозил ей и, коснувшись пальцем, произнес следующие слова: «О, голова, голова, достаточно и с избытком пролила ты крови, пока была жива; это же сделаешь ты и теперь, раз имеешь крючковатый нос!» Затем, наступив на голову и оттолкнув ее ногою, он велел бросить ее в реку. Вслед за тем он умертвил весь род Ростовского, более 50 человек. Везде, где только он мог выловить или свойственника, или родственника его, он тотчас после самого тщательного розыска приказывал убить их. Из семейства Ростовских было приблизительно шестьдесят человек, которых всех он уничтожил до полного истребления.
Из Разрядных книг можно выяснить, что действительно в 1565 году в Нижнем Новгороде был воевода Иван Юрьевич Хохолков-Ростовский. Но в следующем году он был переведен в Чебоксары. В 1568 году продолжил благополучно служить в этом городе. Никак не мог он быть убит в Нижнем Новгороде за доброе отношение к ливонским пленникам. Шлихтинг все описанные ужасы просто выдумал.
Как и то, что при царском дворе нельзя было появляться ни с веселым, ни с унылым лицом. Таких людей опричники якобы сразу убивали… Будь так, двор царя Ивана через некоторое время должен был полностью обезлюдеть. Но интереснее другое. Ужасному деспоту «московиту» Шлихтинг противопоставил короля Сигизмунда, к которому все ехали с радостными лицами. Восхваление немцем польского короля представляется странным. Согласитесь, более естественным для него было бы прославлять немецких правителей. Еще одно свидетельство того, что писалось «Сказание» по воле Сигизмунда II.
Ярко и образно в этом произведении описана гибель еще одного видного боярина И.П. Челяднина-Федорова. Сначала царь его ограбил, а потом практически голого отправил на борьбу с татарами. После возвращения боярина со службы Иван IV пригласил его во дворец, посадил в роскошных одеждах на трон и зарезал. Затем с опричниками поехал во владения Челяднина-Федорова и целый год их грабил.
Исследователи не высказали сомнений в том, что такая казнь могла быть в действительности. Им показалось лишь неправдоподобным, что царь целый год грабил владения убитого боярина, поскольку его земли были не столь велики.