Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии
Шрифт:
С этою целью цари уничтожают все средства к его улучшению и стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи. Такие действия можно бы было сколько-нибудь извинить, если б они не налагали особый отпечаток на самый характер жителей. Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств.
Жизнь человека
Бродяг и нищенствующих у них несчетное число: голод и крайняя нужда до того их изнуряют, что они просят милостыни самым ужасным, отчаянным образом, говоря: Подай и зарежь меня, подай и убей меня, и т. п. Отсюда можно заключить, каково обращение их с иностранцами, когда они так бесчеловечны и жестоки к своим единоземцам. И, несмотря на то, нельзя сказать наверное, что преобладает в этой стране – жестокость или невоздержание. Впрочем, о последнем я и говорить не стану, потому что оно так грязно, что трудно найти приличное для него выражение. Все государство преисполнено подобными грехами. И удивительно ли это, когда у них нет законов для обуздания блуда, прелюбодеяния и других пороков?
Что касается до верности слову, то русские большей частью считают его почти нипочем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и нарушить данное обещание. Поистине можно сказать (как вполне известно тем, которые имели с ними более дела по торговле), что от большого до малого (за исключением весьма немногих, которых очень трудно отыскать) всякий русский не верит ничему, что говорит другой, но зато и сам не скажет ничего такого, ла что бы можно было положиться. Эти свойства делают их презренными в глазах всех их соседей, особенно татар, которые считают себя гораздо честнее и справедливее русских. Те, которые внимательно обсуждали состояние обоих народов, полагают, что ненависть к образу правления и поступкам русских была до сих пор главной причиной язычества татар и их отвращения от христианской веры.
Текст печатается по изданию: Флетчер Дж. О государстве Русском // Проезжая по Московии. М., 1991.
Часть вторая. Сказочники из Европы
«Жесточайший и ужасный» Иван
Владимир Мединский
Торговля с европейскими странами через северный путь не стала «окном в Европу». Рубить его надо было на Балтийском море. В январе 1558 года началась русско-ливонская война, и первые же походы царских воевод оказались удачными. В течение года войска Ивана Грозного прошли всю территорию Прибалтики – до Восточной Пруссии.
В ноябре 1562 года во главе войска царь выступил к Полоцку и в феврале следующего года взял его. Это было очень важной победой: по Западной Двине открывался путь к столице Литвы Вильне.
Успех Ивана вызвал бурю негодования у Сигизмунда. Не имея сил на военный реванш, он применил излюбленное средство польских политиков – занялся распространением компромата. Во время Ливонской войны европейские страны наводнили «летучи листки», на которых московит выступал в роли пугала – двойника другого «страшилища – турка», т. е. турецкого султана. Под картинкой значились эпитеты: «жесточайший и ужасный». Русский государь предстал в образе кровавого тирана.
Поляки добивались, чтобы Россия оказалась в полной изоляции и не смогла заключить договоров о военной помощи ни с Англией, ни с Данией, ни со Швецией, ни с Империей. В XX веке те же методы применял Геббельс, правда, нацеливая пропаганду на собственное население, а в XXI – его идеологические преемники со «сказаниями» про 2 миллиона изнасилованных Красной армией немок.
«ЛЕТУЧИЙ ЛИСТОК», 1561
Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране… Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано.
Польские агенты начали агитацию среди русской знати, склоняя ее на сторону короля. Некоторые нестойкие воеводы, в том числе и князь А.М. Курбский, бежали в Литву. Там они включились в кампанию по дискредитации Ивана IV. Письма Курбского к царю и сочиненная им внушительная «История о великом князе Московском» полны злобных измышлений и наветов. К сожалению, целый ряд историков считает князя-перебежчика чуть ли не героем и борцом с тиранией.
Подобно «Истории» Курбского сочинение «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича» Альберта Шлихтинга. Его некоторые историки опять же считают важным источником по истории опричнины.
ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ
Когда наш король прикажет позвать к себе кого-нибудь, то достойно удивления отметить, как у этого человека ликует сердце, восхищен дух, каким счастливцем считает себя тот, с кем хочет встретиться государь, и потому такое лицо уходит полное надежды получить милость в лицезрении государя. Но как солнце отличается от луны, так добродетель и милость нашего короля от тирании князя Московии. Если он прикажет притти к себе какому-либо знатному сенатору или воину, тот, собираясь пойти к тирану, прощается с женой, детьми, друзьями, как бы не рассчитывая их никогда видеть. Он питает уверенность, что ему придется погибнуть или от палок, или от секиры, хотя бы он и сознавал, что за ним нет никакой вины.
…Московитам врождено какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга пред тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо, и он никого не слушает охотнее, как доносчиков и клеветников, не заботясь, лживы они или правдивы, лишь бы только иметь удобный случай для погибели людей, хотя бы многим и в голову не приходило о взведенных на них обвинениях. При дворе тирана небезопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты заодно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное. Но оправдать своего поступка никто не может: тиран немедленно зовет убийц, своих Опричников, чтобы они взяли такого-то и вслед затем на глазах у владыки либо рассекли на куски, либо отрубили голову, либо утопили, либо бросили на растерзание собакам или медведям.
Выстроив таким образом дворец, он начал там жить с многочисленной стаей своих опричников или убийц, которую набрал из подонков разбойников. Именно, если он примечал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и жестокости. Как только он почувствовал свою достаточную крепость от такой охраны, он снова стал подумывать о том, что прекратил якобы под предлогом религии по совету некоторых лиц и по внушению священнослужителя, а именно об истреблении знаменитых мужей и особенно славных древностью своего рода.