Иван Крамской. Его жизнь и художественная деятельность
Шрифт:
Глава I. Детство и юность
Родная хата. – Суровый отец. – Уездное училище и первые проявления характера. – Страстное влечение к живописи. – Вынужденное поступление в писцы. – Знакомство с Тулиновым. – Ученье у воронежского иконописца. – Освобождение из кабалы. – Крамской делается ретушером. – Фотографические экскурсии по России. – Приезд в Петербург. – «Бог ретуши»
Художник-мыслитель, художник-психолог, подаривший русскому искусству «Христа в пустыне» и «Неутешное горе», честный боец за идею свободного национального искусства, написавший на своем знамени многозначительные слова: «Вперед без оглядки!» – Иван Николаевич Крамской провел свое детство в убогой обстановке. Родился он 27 мая 1837 года в Новой Сотне, слободе уездного городка Острогожска (Воронежской
Дом, где провел детские годы И. Н. Крамской, вид со двора. 1908 Фотография.
С любовью вспоминает Крамской серенькую обстановку, в которой протекло его детство. Вся семья, состоявшая из пяти человек, ютилась в небольшой собственной хатке, выходившей тремя окнами на улицу. При хатке разведен был сад, где росла большая, густая вишня с раздвоенным стволом, игравшая немалую роль в детских воспоминаниях художника. Соседями с правой стороны были братья Крупченко, большие любители музыки. Оттуда часто доносились звуки хорового пения, скрипки и флейты. Особенно восхищала Ваню флейта. Иной раз вечером или среди тихой, теплой украинской ночи один из братьев наигрывал в саду, а маленький, худенький Ваня с умными серыми глазками, носивший в своей детской груди сердце, уже тогда открытое для всего прекрасного и высокого, для света и добра, подолгу слушал, затаив дыхание, и на другой день с раннего утра забирался на свою любимую вишню и там старался подражать на гребенке очаровавшим его звукам. Тут впервые зародилась в душе его любовь к музыке, которую он сохранил и в зрелом возрасте; в это же время обнаружились и зачатки любви к пейзажу. Уже тогда, в эти ранние детские годы, поражали ребенка переливы света на деревьях, игра солнечных лучей на поверхности замерзших лужиц, длинные тени, ложившиеся на дорогу от тонких стволов берез, легкая рябь, пробегавшая по поверхности его любимой речки от внезапно подувшего ветерка… Когда возникла у него любовь к живописи, Крамской в точности не помнил, но уже семи лет он рисовал все, что ему попадалось, и из глины, которую брал у себя в погребе, лепил казаков наподобие тех, которых видел скачущими во весь опор по улице, – что очень ему нравилось и даже возбуждало невинное чувство зависти.
Улица в Острогожске с домом (второй слева с палисадником), в котором провел детские годы И. Н. Крамской. 1908 Фотография
Описывая далее свою родную улицу, Крамской вспоминает бедняка-соседа по левую сторону, у которого хатка была еще хуже его собственной и который удивлял его, главным образом, тем, что, будучи стар, имел совсем маленькую бородку. Напротив Крамских жили какие-то богатые люди; их дом выходил на улицу пятью окнами, а при доме был прекрасный сад, спускавшийся до реки, – предмет восхищения маленького Вани. «Ах! какая это была река!» – восклицает Иван Николаевич в своей автобиографии и описывает, с каким наслаждением он подолгу наблюдал свинцово-бурые волны ее в половодье.
По ту сторону, где жили Крамские, улица состояла домов из двадцати. На правом конце ее, позади узенького переулка, возвышалась гора, где зимою катались на салазках и на больших льдинах, которые Ваня умел искусно обделывать наподобие санок; на левом конце была громадная площадь, где летом шла игра в мяч, в свайку, в дючки, где пускали змей.
Как видно, будучи дошкольником, лучшие часы свои Крамской провел на улице. Дома было скучно. Отец и в то суровое, как всякому известно, время казался человеком крайне крутого нрава. Как мало значил он для ребенка, видно уже из признания самого художника, говорившего, что сначала он точно не замечал отца, а с тех пор как заметил, все воспоминания о нем сосредоточиваются, главным образом, на его утренних сборах на службу, во время которых он неизменно журил мать, возившуюся у печки с ухватом или кочергой. При всех неприятных свойствах своего характера он к тому же еще сильно пил. Однако материальной нужды семья, по словам самого Крамского, не терпела: отец получал десять рублей в месяц жалованья и, кроме того, имел большие доходы от записей в гильдию, что давало иногда от шестидесяти до семидесяти рублей в месяц.
И. Н. Крамской. Конец 1850-х – начало 1860-х.
Первыми уроками грамоты будущий художник обязан был одному из братьев-музыкантов, который, собрав у себя семь-восемь девочек и мальчиков, учил их по методе аз, буки, веди и так далее. У этого учителя-дилетанта Крамской научился читать Псалтырь и Часослов, отлично понимать титлы и словотитлы, и первым годом, изображенным им на печке, был 1844-й, причем особенно тщательно выводилась нравящаяся цифра «4». Вслед за тем, – но когда именно, Крамской не помнил, – он поступил в Острогожское уездное училище, где сразу занял место первого ученика. Тринадцати лет кончил он курс, по собственным его. рассказам – с разными отличиями, похвальными листами и отметкой «пять» по всем предметам, первым учеником, как свидетельствовал выданный ему из училища аттестат. Впоследствии, вспоминая эту пору своей жизни и время экзаменов, он говорит в письме к жене: «Помню живо то страшное время, когда выходишь на экзамен – кровь в виски стучит, руки дрожат, язык не слушается, и то, что хорошо знаешь, – точно не знаешь, а тут очки, строгие лица учителей… Помню, как, бывало, у меня кулачонки сжимались от самолюбия и я твердо решался выдержать и не осрамиться». Как видно, уже в этом возрасте начинали вырабатываться в ребенке те особенности характера, которыми отмечена вся последующая деятельность Крамского, та твердая воля, та ни перед чем не отступающая решимость, которая заставляла его идти навстречу каким угодно трудностям, если к этому призывали чувство долга и требования логики. Из этого маленького школьника со сжимавшимися под влиянием внутреннего решения кулачками уже складывался человек, всю жизнь свою твердивший себе и другим: «Вперед без оглядки, – были люди, которым было еще труднее!»
Здесь, в училище, начались для маленького Вани и первые уроки рисования, что сначала очень радовало мальчика. Скоро, однако, уроки эти показались ему скучными: он почти целый год рисовал какой-то профиль без затылка, с началом чуба на лбу, а во втором классе так и не смог одолеть выбранной им самим из оригиналов литографии Святого семейства, за что, рассказывал он впоследствии, старичок учитель обозвал его лентяем, зарывающим свой талант в землю. Подметил ли старичок в своем маленьком ученике уже занимавшуюся искру священного огня, или то было случайное, невольное пророчество?
Когда Крамской кончил курс уездного училища, отца его уже не было в живых. Тяжело отозвалась на судьбе даровитого ребенка эта ранняя потеря: поступить в гимназию оказалось невозможным за недостатком средств. Не умри отец – средства, может быть, и нашлись бы. Всю жизнь свою не мог Крамской простить судьбе эту горькую обиду; всю жизнь страдал он от сознания, что лишен систематической подготовки, что, будь она в его распоряжении, не то бы он мог сделать для любимой родины и дорогого искусства. «Никогда и никому я так не завидовал, как человеку действительно образованному», – писал он не раз.
«Ах, как я жалею о своей юности, – говорил он И. Е. Репину в 1863 году, будучи уже уважаемым и любимым учителем. – Вы не можете представить себе, с какой завистью я смотрю на всех студентов и на всех ученых!.. Не воротишь… Я иногда думаю: может быть, я и не художник совсем, может быть, я и не остался бы в сфере искусства при других обстоятельствах…» «Мне не дано обстоятельствами знание – лучшее, чем человек может обладать в жизни, – пишет он через тринадцать лет (в 1876) Ф. Ф. Петрушевскому. – Я всегда, с ранней юности с завистью взирал на людей науки, а теперь зависть хотя и улеглась с летами, но уважение и любовь к науке остались как сожаление о чем-то окончательно утраченном». За два года до смерти своей он пишет А. С. Суворину: «Я самоучка во всем, кроме грамотности».
Теперь, когда изданы письма Крамского, когда мы узнали, какие духовные сокровища таил в себе этот мыслитель-самоучка, каждый из нас признает, что «горькая обида» была нанесена не одному Крамскому, но в лице его и всему русскому обществу.
Крамской И.Н. Автопортрет. 1867.
Мать, неграмотная и неразвитая женщина, не зная, что предпринять, куда определить сына, еще не окрепшего и слишком молодого, чтобы поступить на службу, оставила его поучиться еще годик. Он остался в училище, играя роль старшего ученика в классе, иногда заменяя учителя, и через год вышел с тем же аттестатом, в котором был переправлен только его возраст.
Выход из училища стал для четырнадцатилетнего мальчика моментом, с которого началась для него борьба за жизнь, как он ее понимал. Страсть к живописи в этот первый период юности вполне успела определиться у будущего художника. Мальчик с восторгом всматривался в образа старого острогожского собора, писанные учившимся в Риме художником Величковским в XVIII веке, и желание учиться и сделаться самому художником овладевало им все с большей и большей силой. Впечатления детства прочны; быть может, в этом старом соборе с прекрасными образами взошли в душе ребенка первые ростки той склонности к библейским сюжетам, которой отличался впоследствии зрелый художник.