Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера
Шрифт:
Неуверенность и неопределенность действий чувствовалась во всем рейхе. Аресты, предусмотренные приказами, были проведены в Мюнхене и частично в Вене [41] . Но в большинстве случаев армейские командиры, независимо от того, что они обещали по телефону Штауффенбергу или Беку, вовсе не стремились обострять отношения с войсками СС и местными нацистскими гаулейтерами. Приказы Вицлебена подоспели примерно в то же время, что и объявление по радио о неудаче покушения. Поэтому, какими бы ни были взаимоотношения между армией и местными партийными чиновниками, последовал период затишья. В Гамбурге, где гаулейтер Карл Кауфман и командир армейского подразделения были близкими друзьями, они весь вечер просидели вместе и шутили на тему, кто кого должен арестовать — поступающие друг за другом приказы были слишком противоречивыми.
41
О событиях
Шлабрендорф, находившийся вместе с Тресковом в России в штабе группы армий «Центр», терпеливо ждал. По телефону с Бендлерштрассе ему сообщили, что покушение было успешным и Гитлер мертв. Сразу за этим последовало объявление по радио, в котором утверждалось, что Гитлер жив. Оба офицера получили приказ немедленно вылететь в Берлин, но, предчувствуя недоброе, они решили некоторое время выждать.
Во Франции переворот хотя и проходил неспешно — а куда торопиться, ведь солнце так приятно пригревает и до ласкового моря рукой подать, — но все же порядка в нем было намного больше. Пока Финк ехал обратно на улицу де Сюрен, а Блюментрит — в Лa Рош-Гийон, Штюльпнагель услышал о телефонном звонке из Берлина. Новости передавались офицерами из уст в уста, всякий раз обрастая все большим количеством подробностей, увы, по большей части вымышленных. «Гитлер мертв. Гиммлер и Геринг, похоже, тоже. Взрыв был ужасной силы!» Один из офицеров, спешивший по улице, чтобы сообщить новость товарищу, расхохотался, когда попавшийся ему навстречу француз, увидев немецкого офицера, вскинул руку в нацистском приветствии и прокричал: «Хайль Гитлер!»
Для Штюльпнагеля полученные новости стали началом тяжелой кропотливой работы. Хофакер и другие офицеры окружили своего командира. Все от полноты чувств крепко пожимали друг другу руки. Хофакера распирало от гордости — теперь ему предстояла новая, более ответственная работа. Ведь, несмотря на свои молодые годы, он был теневым послом во Франции, будущим переговорщиком с престарелым маршалом Петэном.
Штюльпнагель первым делом удостоверился, что все его подчиненные знают свои обязанности по плану «Валькирия». Он сказал, что СД и старшие офицеры СС в Париже должны быть арестованы и при оказании ими сопротивления можно стрелять. Потом на свет была извлечена карта, где были отмечены дома и комнаты, занятые руководством СС и СД. Это была неоценимая помощь при аресте опасных противников. Каблуки щелкнули, и молодые офицеры Штюльпнагеля с энтузиазмом устремились выполнять поставленные перед ними задачи. Его преданная секретарша графиня Подевильс, отпросившаяся в этот день к зубному врачу, вернувшись вечером на работу, была очень удивлена царившим повсюду оживлением. Из соображений ее безопасности Штюльпнагель не посвящал ее в дела, связанные с заговором. Посовещавшись с комендантом Парижа генералом Гансом фон Бойнебургом, Штюльпнагель сидел один в своем кабинете, когда раздался телефонный звонок. Это был звонок от генерала Фромма из Берлина.
Но только на линии был не Фромм. Его имя использовалось, чтобы избежать ненужных подозрений. У телефона был Бек.
— Штюльпнагель?
— Да.
— Вы знаете о последних событиях?
— Конечно.
— Хорошо. Вы с нами?
Штюльпнагель не колебался с ответом.
— Господин генерал, — сказал он, — я этого очень долго ждал.
— Мы сделали, что собирались, — сказал Бек, — но точной информации пока нет. Вы с нами, что бы ни случилось?
— Конечно, — ответил Штюльпнагель. — Я уже отдал приказ об аресте СД. Очень скоро лидеры СС тоже будут под замком. Наши войска, как и их командиры, абсолютно надежны.
Штюльпнагель не услышал, а скорее почувствовал, как Бек, остававшийся в самом сердце гитлеровской Германии, облегченно вздохнул. На прощание Бек подчеркнул, что точных новостей о событиях в Растенбурге пока нет и есть некоторые сомнения в том, что фюрер действительно погиб.
— Мы все очень рискуем, — вздохнул Бек. — Теперь для нас обратной дороги нет, придется идти до конца.
— Вы можете мне доверять, — просто ответил Штюльпнагель.
— Мы можем рассчитывать на Клюге?
— Полагаю, вам лучше переговорить с ним лично, господин генерал, сейчас я соединю вас с его штабом.
Воодушевленный безусловной поддержкой Штюльпнагеля, Бек сразу согласился, и звонок был переведен в штаб Клюге в Лa Рош-Гийон.
Клюге только что вернулся в штаб с фронта, где провел совещание с командирами 5-й танковой армии, занятой в операциях в секторах Кан и Сент-Ло. Он очень устал и после долгой поездки в открытом автомобиле весь покрылся пылью. Он быстро умылся, переоделся и позвонил домой начальнику штаба группировки генералу Гансу Шпейделю.
Шпейдель передал фельдмаршалу отчет об оперативной обстановке касательно наступления союзников в Нормандии, после чего добавил, как о деле, имеющем второстепенное значение, что звонил Блюментрит с сообщением о якобы имевшем место покушении на жизнь фюрера и о существующей вероятности того, что фюрер мертв. Шпейдель сказал, что лучше бы Блюментрит приехал в Ла Рош-Гийон и сообщил все имевшиеся у него сведения лично. Радио постоянно включено, но пока ничего подобного не передавали. Шпейдель не сумел оценить реакцию Клюге. Фельдмаршал просто поблагодарил его за сообщение и повесил трубку. Телефон сразу снова зазвонил. Примет ли фельдмаршал звонок от генерала Фромма из Берлина? [42]
42
В своей книге «Мы защищали Нормандию» Шпейдель приводит несколько иное время, когда происходили эти события. Но поскольку он всеми силами старался показать свою непричастность, пусть даже в ущерб исторической достоверности, мы использовали сведения Шрамма и личные воспоминания генерала Блюментрита, сравнивая их данные с хронометражем событий в Берлине
Геббельс, единственный из главных нацистских лидеров, пребывавший в столице 20 июля, в два часа пополудни, как обычно, обедал в своей официальной резиденции на Герман-Герингштрассе. Его помощник Рудольф Земмлер, сменившийся с дежурства, беспрепятственно добрался до своего дома в пригороде. У Геббельса было не больше информации, чем у заговорщиков на Бендлерштрассе или в гестапо. Он только знал, что было произведено покушение на жизнь фюрера, но Божественное провидение спасло его. К своему немалому удивлению, он обнаружил, что не может связаться с Растенбургом. Делать было нечего, оставалось лишь ждать.
Только в половине шестого Геббельс получил инструкции по телефону, причем напрямую от Гитлера. Муссолини еще находился в Растенбурге, поэтому фюрер был краток. В Растенбурге подозревали, что в Берлине проходит военный путч. Следовало безотлагательно сделать объявление по радио, чтобы развеять циркулирующие слухи о смерти фюрера и отменить чрезвычайные приказы, как стало известно, распространяемые в Германии. Телефонные звонки из различных военных подразделений, встревоженных появлением приказов «Валькирии», поступали ежечасно. Народ требовал информации. Следовало принять срочные меры, и Геббельсу было поручено немедленно подготовить радиопередачу, в которой объявить о том, что Гитлер жив и здравствует.
Министр пропаганды совсем было собрался приступить к написанию сценария, когда в его резиденцию прибыл хорошо знакомый ему писатель и лектор капитан Ганс Хаген, состоявший в должности советника, и принялся настаивать на безотлагательной встрече. Он начал нести нечто невразумительное относительно путча, организованного фельдмаршалом фон Браухичем, бывшим главнокомандующим, которого Гитлер отправил в отставку еще в 1938 году. Геббельс, среди автократических привычек которого первое место занимали нетерпимость и вспыльчивость, не имел времени общаться с Хагеном, хотя тот, безусловно, был лояльным нацистом. Оказывается, в тот день Хаген читал свою очередную лекцию в Деберице и находился с Ремером, когда тот получил приказ привести своих людей в боевую готовность и прибыть на Унтер-ден-Линден для дальнейшего инструктажа. Хаген проявил несвойственную ему настойчивость, и Геббельсу пришлось его принять.
Его рассказ стал первой, несколько искаженной версией правды, услышанной нацистами, что вполне вписывается в череду событий того дня, но Геббельс ему не поверил.
Когда сигнал «Валькирии» о приведении войск в боевую готовность поступил второй раз в течение одной недели, Ремер и Хаген вначале отнеслись к нему как к очередному приказу сверху, хотя иностранные рабочие, которых он должен был касаться, вели себя, как всегда, покорно. Но Хаген был готов поклясться, что утром того же дня видел давно оставившего действительную службу фельдмаршала фон Браухича, который был одет в полную военную форму и ехал в военное министерство. Ремер объяснил, что у него сразу появилось некое неприятное чувство — ein ungutes Gef"uhl, — которое вкупе с информацией о покушении на жизнь Гитлера, полученной от фон Хазе, и приказом оцепить министерские здания убедило его в том, что имеет место переворот, коим руководит Браухич. Учитывая личное знакомство Хагена с Геббельсом, Ремер согласился, чтобы лектор взял мотоцикл и съездил в министерство пропаганды, чтобы узнать правду.