Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера
Шрифт:
По его собственным словам, Хаген ворвался в министерство, вбежал в кабинет одного из знакомых чиновников и «выбросил оттуда даму, которая что-то записывала под диктовку». Потом он заверил удивленного служащего, что не является ни пьяным, ни безумным, и потребовал допуска к Геббельсу.
Геббельс внимательно слушал взволнованное повествование до тех пор, пока оно не подошло к смерти фюрера. Тут Геббельс вмешался и сообщил, что Гитлер жив и вполне здоров.
— Я пару минут назад разговаривал с ним лично, — сообщил министр. — Это правда, покушение на его жизнь действительно имело место, но фюрер чудом спасся. Поэтому приказов, на которые вы ссылаетесь, быть не должно, они не имеют смысла.
— Господин
Геббельс сам убедился, что происходит нечто странное. Слушая Хагена, он делал для себя быстрые пометки. Теперь он отодвинул бумагу в сторону и приказал срочно соединить его с «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» — полком эсэсовских телохранителей фюрера, расквартированным в Лихтерфельде — в пяти милях от центра Берлина. Он привел полк в боевую готовность, но одновременно объяснил Хагену, что хотел бы любой ценой избежать открытого столкновения между армией и СС.
— А теперь идите и передайте своему командиру, чтобы немедленно явился ко мне, — сказал Геббельс.
Он проводил Хагена до двери и, когда тот уже перешагнул порог, схватил его за рукав:
— Скажите, Ремер — человек надежный?
— Я могу поручиться за него своей жизнью, господин министр.
— Прекрасно, тогда идите и скажите, что, если он не будет у меня в течение двадцати минут, я, как гаулейтер Берлина, подниму «Лейбштандарт», исходя из предположения, что его удерживают в качестве пленного на Бендлерштрассе.
Через некоторое время в кабинет постучался его помощник, принесший удивительные новости: прибыл некий лейтенант в сопровождении трех солдат с намерением арестовать его по приказу коменданта Берлина. Геббельс достал из ящика стола револьвер и приготовился к встрече. Вошел молодой лейтенант. Юноша явно трепетал от страха перед столь знаменитой всесильной личностью, как доктор Геббельс. Министр, не дав ему опомниться, обрушил на несчастного гневную речь, обвинив в связи с предателями родины. Он кричал, что фюрер жив и порядок очень скоро будет восстановлен. В конце концов он просто вытолкал ошалевшего лейтенанта из кабинета, наказав, чтобы он сообщил своим офицерам, что фюрер жив и здоров. Лейтенант поспешно удалился. Все это время дверь в кабинет оставалась открытой, так что сцену могли наблюдать посторонние свидетели.
А тем временем Хаген сел в коляску доставившего его в министерство мотоцикла и приказал водителю срочно разыскать Ремера. Они начали объезжать посты, на которых выясняли, что командир был, но уже ушел. На каждом посту Хаген оставлял сообщение о предательстве. Он очень спешил, памятуя о лимите времени, установленном Геббельсом. В конце концов он обнаружил Ремера на Унтер-ден-Линден и передал ему приказ Геббельса. Ремер уже и сам заподозрил неладное. Впоследствии он утверждал, что, когда уходил с совещания у генерала фон Хазе, он слышал, как генерал вполголоса отдавал приказ об аресте Геббельса, причем не военнослужащим охранного батальона, а патрульной службе. «Из этого я сделал вывод, — писал он, — что мне не доверяют». Он принял меры к обеспечению своей безопасности. Взяв с собой адъютанта, который мог бы стать свидетелем, он подошел к Хазе и спросил, можно ли видеть Геббельса. Хазе запретил [43] .
43
Мнения о том, намеревался ли Ремер арестовать Геббельса или нет, в разных источниках не совпадают. Свою собственную версию он изложил в официальном рапорте (см. «Немцы против Гитлера») Естественно, свои действия он представляет в максимально благоприятном для себя свете.
Если верить Ремеру, он, проигнорировав запрет непосредственного командира, отправился к Геббельсу на свой страх и риск. Сделав это, он отдал себя в руки безжалостному профессионалу, человеку, обладавшему умом, силой и энергией, чтобы добиться своей цели любой ценой. Военные на Бендлерштрассе, несмотря на свою профессиональную подготовку, знания стратегии и тактики, были любителями, их джентльменское поведение и недостаток жесткости привели к поражению.
Ожидая Ремера, Геббельс вернулся к тексту не написанного им радиосообщения. Снова позвонил Гитлер и высказал возмущение тем, что по радио так ничего и не прозвучало. Геббельс быстро подготовил короткое сообщение, продиктовал его по телефону на радиостанцию, и в шесть сорок пять оно было передано в эфир на длине волны, принимаемой всей Европой.
«Сегодня, — было сказано в нем, — было совершено покушение на жизнь фюрера с применением взрывчатых веществ». После этого был зачитан список убитых и раненых. «Фюрер серьезно не пострадал, получив лишь легкие ожоги и царапины. Он немедленно возобновил работу и, как и было запланировано, принял дуче, с которым провел длительную беседу. Вскоре после покушения к фюреру присоединился рейхсмаршал». Закончив дело, Геббельс стал с нетерпением ждать майора Ремера.
Клюге ничего не заподозрил, принимая личный звонок от генерала Фромма. Возможно, подумал он, последует разъяснение таинственных сообщений Блюментрита. Но когда он поднес трубку к уху, то понял, что голос говорившего принадлежит вовсе не Фромму. Собеседник не представился, но он узнал в нем Бека, который рассказал о принятых в Берлине и Германии мерах. Клюге выслушал это, никак не выразив своего отношения. Затем Бек перешел к делу.
— Клюге, вы должны немедленно и совершенно открыто перейти на нашу сторону.
Но пока Бек говорил, в кабинет Клюге вошел его адъютант и положил на стол запись радиосообщения, переданного в шесть сорок пять. Клюге пробежал глазами текст, задержавшись на фразе «Фюрер серьезно не пострадал, получив лишь легкие ожоги и царапины. Он немедленно возобновил работу и…»
Не упоминая о том, что он видел текст радиосообщения, Клюге перебил Бека.
— Какова реальная ситуация в ставке фюрера? — настойчиво проговорил он.
И снова честность Бека не позволила ему солгать. Он признал, что существуют некоторые сомнения относительно происшедшего в Растенбурге.
— Да какая разница, — в конце концов возмутился он, — если мы уже начали действовать?
— Да, но…
— Клюге, я спрашиваю у вас лишь то, что действительно имеет значение. Одобряете ли вы то, что мы здесь начали, и готовы ли вы подчиняться моим приказам?
Клюге колебался. Текст переданного по радио сообщения лежал перед его глазами.
А Бек продолжал настаивать:
— Клюге, вы не должны сомневаться. Вспомните, о чем мы не так давно говорили и к каким решениям пришли. Я спрашиваю вас еще раз, будете ли вы подчиняться моим приказам?
Но Клюге одолевали дурные предчувствия. Поразмыслив, он ответил:
— Я должен посоветоваться со своими офицерами. Перезвоню через полчаса.
Но Клюге не оставили в покое. До приезда Блюментрита и Штюльпнагеля, которых он попросил пригласить на предстоящее совещание, раздался еще один телефонный звонок. На проводе был друг Клюге генерал фон Фалькенхаузен, недавно смещенный в Бельгии, с которым Бек тоже имел разговор. Фалькенхаузен поинтересовался, верит ли Клюге в смерть Гитлера и может ли сообщить, что произошло в действительности. Фельдмаршал снова пообещал, что позвонит, как только будет располагать достоверной информацией. Господи, ну почему его никак не хотят оставить в покое!