Из багажника с любовью
Шрифт:
Гэри не уронил топор, но, согнувшись, опустил оружие на несколько дюймов. Этого, видимо, оказалось достаточно, чтобы женщина спокойно вырвалась из его рук.
Лезвие топора разодрало ей грудь, но, слава богу, не живот и не шею.
Пит попытался поднять нож, но не мог ухватить его.
Гэри заорал от ярости, когда женщина улизнула. Но за ней он не пошел. У него была более удобная мишень.
Барри хотел крикнуть Питу, чтобы тот забыл про нож, что он ему не нужен и надо просто бежать. Но голос застрял в горле.
Ванесса выбежала
Гэри занес топор над Питом.
Кровь брызнула на рубашку Гэри.
Ванесса закричала. Барри бы присоединился к ней, если бы мог.
Левое ухо Гэри взорвалось.
Его тело задергалось, когда в него вколотили еще семь пуль.
Он шагнул вперед, сделал полупируэт, затем рухнул на пол.
Пит, крича, ухватился за свое окровавленное плечо. Вид был ужасный, но это был тяжело раненный, а не умирающий мальчишка.
Думаю, с нами все будет в порядке, подумал Барри, когда в комнату ворвались люди в пуленепробиваемых жилетах.
ЭПИЛОГ
Лежа в «скорой» на каталке рядом с Тревором, Барри утешал себя мыслью, что, будь те говнюки живы, чтобы проанализировать, как реализовался их план, они бы крайне сильно разозлились на самих себя.
— Кажется, я заслужил еще лет тридцать, — произнес Тревор.
— А я больше никогда не съем ни одного авокадо, — сказал Барри.
— Что, извини?
— Авокадо.
— Это я слышал.
— Я пришел сюда за авокадо. Вот почему я тут был. Я же уже говорил это.
— Это было, пока мы замерзали насмерть?
— Ага.
— Вот почему я не запомнил.
— Логично.
— Хотя не стоит бойкотировать авокадо. Они полезны.
— Да я и не собирался. Просто должен был что-то сказать после комментария о заслуженной тридцатке.
— Нам пора завязывать трепаться — пусть медики делают свое дело.
— Ага.
Джефф Стрэнд
Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ
— В общем, она кладет стейк передо мной, будто это приз какой, я смотрю — а он явно не с кровью. Я просто взбесился. Она даже не присела; стоит — светится вся, будто ей в черепушку фонарик вставили. Ну хорошо, думаю. Не буду поднимать бучу. Я отрезаю кусок, а там вообще сока нет. Ни капельки. Будто она спалила его дотла.
Рассказывая свою историю, он неистово машет вилкой. Трое его дружков-идиотов в полном восхищении. Я говорю себе, что, если бы в ресторане больше никого не было, я мог бы подойти и стукнуть каждого по морде, просто чтобы сменить их дебильные ухмылки на крики. Но тут еще семь человек, не считая поваров и посудомоек на кухне, и столь опрометчиво я не поступлю, так что продолжаю наблюдать.
— И что прикажете делать? Если я говорю, что хочу стейк с кровью, а она приносит его средней прожарки — ничего страшного. Я объясню ей, что она сделала не так. И она в следующий
Я разрезаю собственный стейк. Сырой, как я и заказывал.
— И она тут же пускает слезу и спрашивает, мол, разве она неправильно его приготовила, а я отвечаю, мол, да, неправильно, разве не видно. И потом началось: ты меня обидел, ой-ой-ой!
Он кривит лицо и прижимает руки к глазам, неправдоподобно изображая, будто рыдает и вытирает слезы. Его дружки, очевидно сталкивающиеся с такими же проблемами, понимающе ржут.
— Но я-то не виноват. У нее нет работы. Ее дети с нами не живут. Единственное, что ей нужно сделать за весь день, — это приготовить ужин. Или она думает, что я женюсь на телке, которая не умеет готовить стейк? И на самом деле я нормально отношусь к тому, что она запорола стейк. Все ошибаются. Только вот не надо слезу пускать, когда я пытаюсь убедиться, что в будущем стейки не превратятся в говно. Это же логично, да?
Дружки уверяют его, что все совершенно правильно. Теперь уже другой дебил пытается выдать забавный рассказец, так что я стараюсь сосредоточиться на еде. Мое финансовое положение оставляет желать лучшего, и я редко ем в ресторанах, а в таких полуэлитных, как этот, — и того реже. А он очень хорош. Хотел бы я бывать в таких почаще.
Я ем быстрее, чем они, поэтому последние куски растягиваю, ожидая, когда они закончат. Убрав их тарелки и записав заказ на десерт, официант останавливается возле моего столика и спрашивает, не желаю ли и я десерт.
— Нет, нет, а то я лопну, — говорю. Я указываю на красномордого свина, который ржет над чем-то, уверен, не особо смешным. Говорю тихо, несмотря на то что они полностью погружены в беседу и не услышат меня. — Могу я передать вон тому столику бутылочку вина?
— Конечно, сэр. Какое желаете?
Я в винах не особо разбираюсь.
— Есть какая-нибудь дешевая марка, которая не воспринимается как дешевая? Я хочу купить самое дешевое вино из тех, что они не назвали бы дешевыми.
— Они весь вечер пьют «Мерло», тридцать восемь долларов за бутылку.
— А могу я передать один бокал?
— Да, сэр.
— Отлично. Один бокал Терренсу, крупному парню с краю.
Официант уходит. Я бросаю взгляд на покрытый вишней чизкейк, который поглощает пара за соседним столиком, и жалею, что не заказал десерт.
Через несколько минут официант подходит к их столику с огромными кусками торта и пирога. Он ставит бокал красного вина перед Терренсом. Терренс выглядит сбитым с толку и, когда официант указывает на меня, приходит в еще большее замешательство. Я улыбаюсь и поднимаю свой стакан с водой.