Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– О господин! Твоя доброта больше, чем эти горы! Могу ли я прихватить свою собаку, будете ли вы ее кормить?
– Конечно, дичи для нее будет предостаточно.
– Благодарю тебя! Ружья у меня нет, и я вынужден ловить дичь силками. Когда ты купишь мне лошадь?
– Как можно быстрее.
У него была соль, и я попросил его взять с собой запас. Какой ценный продукт соль, узнаешь, лишь, когда месяцами в ней нуждаешься. Большинство бедуинов и курды давно отвыкли от ее вкуса.
Алло быстро закончил все приготовления. Он припрятал запасы муки и соли в упомянутом подвале,
Мы начали наш поход с новыми надеждами на успех. Наш проводник вел нас строго на юг, пока к полудню мы не достигли Бербзие. Здесь устроили привал, с наслаждением погрузившись в воды реки. К счастью, Алло внял моим уговорам и вымылся. Из благословенных волн он вышел другим человеком. Теперь мы выбрали восточное направление, но приходилось делать крюки, потому как на реке имелись поселения кочевников и земледельцев, а их лучше было обходить.
Вечером переночевали на берегу ручья, стекавшего с гор в Бербзие.
На следующее утро мы не проехали и часа, как вдруг курд остановился как вкопанный и напомнил мне о моем обещании купить ему коня. Рядом живет его знакомый, у которого продается лошадь.
– Он живет в большой деревне? – спросил я.
– Здесь всего четыре дома.
Это было мне на руку, ибо я хотел избежать лишних взглядов, а одного курда мне отпускать пока не хотелось: я не был убежден, что он может держать язык за зубами.
– Сколько лет лошади?
– Она молодая, пятнадцать лет.
– Отлично, мы пойдем вместе, а остальные нас подождут. Подыщи место, где они могут укрыться в безопасности.
Через четверть часа мы увидели ниже по течению несколько домиков.
– Это здесь, – сказал Алло. – Подожди, я спрячу твоих друзей.
Он прошел с ними вперед, но через несколько минут вернулся.
– Где же они?
– В одном местечке, куда никто не заглянет.
– Там, внизу, ты никому не скажешь, кто я, куда мы идем, и что четверо ждут нас?
– Господин, я не пророню ни слова. Ты так добр ко мне, я обязан многим тебе. Не опасайся!
Я проскакал немного вниз и оказался перед домом, у которого под нависающей крышей были развешаны самые различные принадлежности конюха. За домом была загородка типа корраля [8] , где стояли лошади. Старый тощий курд вышел нам навстречу.
– Алло, это ты? – воскликнул он удивленно. – Пророк да охранит твои дороги! – И тихо добавил: – А кто этот рослый господин?
Тот, кого спросили, громко произнес:
– Это эфенди из Киркука, едущий в Келекова, чтобы встретиться там с пашой Зинны. Поскольку я знаю дороги, я веду его. У тебя есть еще лошадь на продажу?
8
Корраль – загон (исп.).
– Да, есть, – ответил курд, взгляд которого надолго задержался на моем вороном. – Она за домом, пошли!
Я не хотел оставить их одних, поэтому довольно резво спрыгнул с коня, привязал его и последовал за ними.
Животное,
– Сколько она стоит? – поинтересовался я.
– Двести пиастров, – последовал ответ.
– Выведи ее!
Он вывел ее из загородки, пустил шагом, потом галопом, и я еще раз убедился, что она намного ценнее указанной суммы.
– Уложи на нее седло и закрепи груз.
Он проделал все это, и животное послушно выполнило каждое движение его рук.
– У животного есть какие-то недостатки?
– Ни одного, господин! – уверил он меня.
– Наверняка есть хоть один, и лучше, если ты мне его назовешь. Лошадь предназначена для твоего друга Алло, которого ты ведь не собираешься обманывать!
– Я его не обману.
– Тогда ладно, я сам попытаюсь найти недостаток. Сними груз и надень на нее скаковое седло.
– Для чего, господин?
Этот вопрос подтвердил мою уверенность, что я на правильном пути.
– Для того, что мне так хочется!
Он повиновался, и я попросил его сесть в седло.
– Господин, у меня не получится.
– Отчего же?
– У меня трещина в кости ноги, не могу скакать.
– Тогда я сам проедусь!
По его виду я понял, что моя догадка верна. Лошадь меня подпустила, но, когда я занес ногу, чтобы влезть в стремя, она отступила. Она явно не давала мне сесть в седло, пока я плотно не прижал ее к стене сарая. Мне удалось сесть в седло, но она тут же встала на дыбы, едва не опрокинувшись на спину, и стала совершать такие дикие кульбиты, что, в конце концов, выбросила меня из седла. Я использовал весь свой опыт наездника, чтобы упасть аккуратно.
– Человек, эта лошадь бракованная, она не стоит двухсот пиастров. На ней нельзя скакать.
– Господин, она хорошая. Наверное, она только тебя не переносит.
– Я знаю, как это бывает. Она долго ходила под плохим седлом и под еще худшим всадником – лошадь всегда это помнит. Ее можно использовать лишь как вьючное животное.
– А тебе не нужно такое животное, господин?
– Нет, сейчас нет, только потом.
– Купи ее, ведь тебе больше не попадется лошадь, которая нужна!
– Зачем мне обременять себя животным, которое мне в тягость?
– Давай за сто пятьдесят!
– Сто и ни пиастром больше!
– Господин, ты шутишь!
– Оставь ее себе, в Бане я куплю другую. Пошли, Алло!
Я залез на вороного, и угольщик затрусил за мной с преданным выражением лица. Мы не сделали и пятидесяти шагов, как услышали возглас:
– Давай за сто тридцать, господин!
Я не ответил.
– Сто двадцать!
Я ехал и ехал.
– Ладно, давай за сотню!
Теперь я вернулся и спросил, продаст ли он мне скаковое седло и попону. Он согласился, и я купил у него вполне сносное седло и попону за сорок пиастров. Самое удачное для меня – он взял сумму в старых металлических деньгах, накопившихся у меня в карманах в изрядных количествах. Сложив все на лошадь, я попрощался с курдом: