Из бездны
Шрифт:
Наутро Дыба, натянув шмотки поцивильней – какие-то брючки и пиджак в елочку, – спрятал ствол и кастет в сейф, а взамен вынул документы: свидетельство о собственности, договор купли-продажи, справку о выплате взноса. С этой стопкой он направился в приют.
Судили и рядили с городской администрацией едва ли не до вечера. Алевтина Михайловна приходила несколько раз, приносила сладкий чай и булочки с изюмом, которые Олег обожал с детства. Чинуши явно пытались вымогать взятки, но дела приюта Дыба вел чище дембельского подворотничка. Наконец, когда дебелые тетки в бобровых шапках что-то понаотмечали в своих бланках и, цокая сапогами по асфальту,
Дыба выбежал на улицу, не застегнувшись. Он до последнего был уверен, что стоит ему приблизиться к воротам, как Марлен Демьяновна растворится, исчезнет в налетевшей вдруг вьюге, но она стояла там как обрубок дерева, срезанного молнией.
– Документы на приют с собой? – скрипнула бабка, не здороваясь, и, приняв молчание Олега за положительный ответ, кивнула. – Отлично. Вот приютом и расплатишься. Страсть как деток люблю.
Странное требование выбило Дыбу из колеи.
Зачем ей эта богадельня? Дотаций нет, бюджет на ладан дышит; если бы Олег в свое время не выкупил здание – сироты бы уже по миру пошли вместе с педсоставом. После всего, что наговорила старуха на кладбище, в любовь к детишкам верилось с трудом. Он морщил лоб, пытаясь придумать, как соскочить с долга.
– Дурь по башке не гоняй, хуже будет! – заметив его замешательство, поторопила Марлен Демьяновна. – Заводи катафалку свою.
Ехать было неблизко. Старуха расположилась в тени, на заднем сиденье, по-хозяйски приобняв портфель, в котором хранилось свидетельство на собственность на здание приюта. Изредка она тыкала скрюченным пальцем в повороты, указывая дорогу. Олег же вел молча, сосредоточенно раздумывая, что делать теперь с этим опрометчиво данным обещанием.
Наконец старуха скомандовала:
– Тпр-ру! Стоп машина!
Дыба заглушил двигатель. Жила бабка в десятке километров от Тулы в глухом поселке под названием Петелино. От вида местных красот и правда хотелось залезть в петлю: на пути встречались лишь заброшенные, утопающие в сухом борщевике коровники и облезлые домишки за покосившимися заборами. Около одного такого и затормозил Широкого. Старуха вылезла из машины без посторонней помощи – Олег почему-то теперь не желал прикасаться к ведьме. Та махнула рукой, приглашая следовать за собой, открыла калитку. У самого входа их встретила пустая конура с лежащей на земле ржавой цепью, на которую Марлен Демьяновна прикрикнула: «Фу! Свои! Не тронь!» Ни цепь, ни конура не отреагировали.
Вид у придомовой территории был неухоженный; весь участок усеивали ямы – создавалось впечатление, что здесь на постоянной основе проводятся археологические раскопки.
– Клад ищете? – пошутил Олег, пытаясь разогнать гнетущую тишину.
– Прячу, – уклончиво отрезала старуха.
Вошли в дом. Тот напоминал обычную старушечью хижину: какие-то банки, старая мебель, вязаная салфетка на телевизоре, желтые от времени тюлевые занавески. Но одновременно за всем этим чудился некий тайный смысл, загадка, словно все это – лишь притвор, а храм, видимый только с определенной точки, находится в другом, параллельном пространстве. И если занять эту точку, то кружева салфеток превратятся в оккультные узоры, в банках можно будет разглядеть тошнотворное содержимое, что вырезают у свежих трупов, а под занавесом бревенчатых стен обнаружится голодная первобытная тьма.
– Садись! – скомандовала старуха, указывая на колченогий стул. – Я договор дарения принесу.
– Благодарствую, я постою! – ответил Дыба.
Бабка пожала плечами и ушла за договором. Олег же принялся крутиться на месте, осматривая помещение. Дом как дом, вот плита газовая – небось от баллона, вот холодильник – пузатый, уже пожелтевший «ЗиЛ». Телевизор, покрытый толстым слоем пыли. А вот…
Странный предмет, привлекший внимание Дыбы, никак не вписывался в бедную обстановку лачуги и казался той самой дыркой в нарисованном очаге, ведущей за пределы объяснимой реальности. То, что выглядело случайным набором журнальных вырезок и фотографий, явно имело в себе систему и несло страшный, неочевидный смысл.
С хаотичного коллажа под стеклянной рамкой на Олега глядели дети. Какие-то фото были сделаны профессионально, другие сняты едва ли не на бегу на «полароид», третьи и вовсе вырезаны из выпускных фотографий. Объединяло их одно: детские глаза были грубо, с силой проткнуты, до разрывов на плотной фотобумаге. Вместо зеркал души им оставили лишь пустоту с надорванными краями. Одна из общих фотографий заставила Дыбу затаить дыхание. На ней он узнал себя – маленького, в белой рубашке и черных шортиках. Его глаза были на месте. А вот его лучшего друга Мишку Оборина в тот год нашли в канаве мертвым, с пустыми глазницами, прямо как на фото. Смысл коллажа ускользал от Олега, терялся за своей собственной жуткой тяжестью, но одно он решил наверняка: приют старухе не достанется.
Прислушавшись – старуха еще возилась где-то в доме, – Дыба осторожно приподнял крышку плиты и принялся отвинчивать вентиль газового баллона. В нос ударил едва заметный запах тухлых яиц. Теперь главное – свалить до того, как рванет.
– Нашла! – проскрипело за спиной.
Марлен Демьяновна помахала в воздухе красным и растрепанным, еще советским паспортом.
– Я заполню. А ты пока вон – телевизор посмотри…
Олег не успел среагировать. Старуха ловко щелкнула кнопкой. Экран расцвел белым шумом, и Дыба облегченно выдохнул: концентрация газа пока слишком мала, искры оказалось недостаточно. А тем временем белый шум расплывался в стороны, демонстрируя…
– Вискас! – ошарашенно выдохнул Олег, глядя на черно-белое лицо гипнотизера. Над головой у того нависала кружевная салфетка, напоминая фату и придавая Сайдуласу сходство с очень уродливой невестой. Тот, впрочем, внимания на это не обращал. Глядя неожиданно темными в монохромной гамме старого «Рубина» глазами прямо на Дыбу, он громко и настойчиво прогнусавил:
– Даю установку – душа покидает тело…
В ту же секунду Олег рухнул как подкошенный. Экран подернулся рябью, гипнотизера заменил озабоченный покупкой ваучеров Леня Голубков.
– Спасибо тебе, Марлен, выручила! – раздалось с пола с легким литовским акцентом.
– Спасибо в рюмку не нальешь, – не отрываясь от бумаг, ответила старуха. – Тушу в следующий раз попроще выбери. Мороки с этим бандюганом…
– Зато глянь, здоровый какой! – с интересом оглядывало себя тело Дыбы.
– Тебе-то что? Напустил галюнов – и свободен, а на мне весь ритуал отчуждения. Вставай уже!
Ведьма поманила Олега пальцем, и тот встал неловко, еще привыкая к телу, присел к столу. Глаза разъезжались в разные стороны, изо рта свесилась ниточка слюны. Рука Дыбы зашерудила под столом, полезла под бессчетные старушечьи юбки, ткнулась в мягкое.