Из боя в бой
Шрифт:
– Какая-то разношерстность наблюдается, – хмурился подполковник Одноруков. – Михайлов даже студента-филолога включил. Колхоз какой-то: и кузнец, и плотник, и агроном.
– Я доверяю Михайлову. У него, видимо, есть свои резоны, – возразил куратор отряда, заслуженный генерал-контрразведчик. – Рейд «Суровому» предстоит категорически трудный и опасный. Взаимозаменяемость в таких условиях – весьма ценное свойство.
Тем не менее генерал вызвал Михайлова для объяснений. Взял листок со списком личного состава.
– Название
Михайлов улыбнулся:
– Боец Петров предложил: «Суровый мститель».
– Красиво, – усмехнулся и Генерал. – В традициях первых лет Красной армии. «Беспощадный полк пролетарского гнева».
– Но комиссар уточнил. Сказал, что длинновато и не совсем по сути.
– Что же не по сути?
– Слова Ленина привел. «Партизанские выступления не месть, а военные действия». И предложил сократить.
– Людей вместе с ним подбирали?
– Отчасти. – Комиссар был кадровым чекистом и умел оценить человека не только как бойца.
Генерал надел очки, стал просматривать список. Раза три прихмурился: что-то не понравилось. Сделал карандашом легкие галочки.
– Напрасно я тебе доверил самостоятельно формировать отряд.
– А что, по-вашему, не так?
– Ну вот смотри: старший сержант Сафронов.
– Ну, опытный боец, по немецким тылам прошелся.
– То-то и оно-то. Он ведь окруженец.
– Я знаю. Из-под самого Бреста фронт догонял.
– Так я же и говорю: из окружения вышел, – повторил генерал.
– А если бы не вышел, я бы его и не взял.
– Ехидство? Ну-ну.
– К тому же добавлю, товарищ генерал, Сафронов сирота, воспитанник детского дома.
– Это здесь при чем?
– А то, что рос и формировался в коллективе. Я сделал запрос, отзыв прекрасный: надежный товарищ, «заводиловка» на добрые дела, честен и смел.
Генерал покивал, наверное, соглашаясь.
– Так, идем дальше. Красноармеец Петров, студент, – продолжил генерал хмуриться. – У него же взыскание! А нам нужны люди безупречные.
– А вы знаете, за что на него взыскание наложили?
– Расскажи. – Генерал снял очки, откинулся к спинке стула и потер давно уставшие глаза.
– Эшелон, теплушка, дверь приоткрыта. А у него рядом с дверью винтовка стояла. И кто-то ее случайно вытолкнул. И этот красноармеец Петров выпрыгнул из вагона, подобрал винтовку и три километра бежал за составом.
– Догнал?
– Догнал.
– Да, плохо у нас поезда ходят. Медленно.
– Товарищ генерал, у меня еще есть сын кулака. Комсомолец.
– Как же его в комсомол приняли?
– Проглядели, – усмехнулся Михайлов. – Какие еще замечания?
– Радистка Караева.
– Она разведчица, из Особой группы.
– Но ведь девушка. В снегах, среди парней.
– Я не смог ее отговорить. Тем более что у нее…
– Да знаю я! Я все про вас знаю.
Так и должно быть. Михайлов прекрасно понимал генерала. И не только его ответственность, но и заботу о тех людях, которых он посылал почти на верную гибель.
– Вот! – наконец-то генерал нашел бойца, которого Михайлов не сумел бы отстоять. – Старшина Савельев! Немолод, да это и не беда, я вот тоже немолод, но он же инвалид.
– Разве? – искренне изумился Михайлов. – Не замечал.
– Вот и приглядись! Ты ведь за каждого в ответе.
– Савельев – участник Финской кампании. Его опыт для моих ребят бесценен.
– Вот и пускай он этот опыт здесь, на занятиях, передает твоим ребятам.
– Я так и полагал, товарищ генерал. Но уж очень он настаивает.
– Ну и пусть настаивает! Я вот тоже настаивал с Медведевым в рейд пойти. Тряхнуть стариной.
– Вы лучше здесь тряхните! – смело посоветовал Михайлов.
– А что? – генерал насторожился.
– Полковник Одноруков необъективный интерес к моему отряду проявляет.
– Завидует. Сейчас ведь каждый на фронт рвется. Да не каждому дано.
Генерал глянул в конец списка. Уставшие глаза его азартно сверкнули:
– Ну вот, как ты можешь, капитан Михайлов, брать в оперативный рейд бойца с фамилией Бабкин.
Михайлов улыбнулся:
– Достойный боец. И на бабку никак не похож.
– Ладно, свободен. Что-то ты у меня засиделся, – проворчал генерал.
Вернувшись от генерала, Михайлов в который раз просмотрел список. И в очередной раз убедился в своей правоте. Сила отряда не только в мужестве и умении каждого его бойца, но и в беззаветном товариществе. Михайлов представлял себе отряд как будто бы одним человеком. Который может и умеет все: метко стрелять, ставить мины, брать «языка», пользоваться рацией, сготовить на морозе суп из топора, допросить и расстрелять пленного, отдать товарищу свой последний сухарь и поделить с ним последнюю щепоть махорки, пожертвовать собой ради общего дела.
Михайлов был уверен, что ни в одном из кандидатов он не ошибся. Что же касается радистки Анны Караевой, то тут у него тоже были сомнения. Но, упаси Бог, не в ней, не в ее профессиональной подготовленности и готовности к тяжкому ратному труду на грани жизни и смерти. Ему не как разведчику, а как человеку не хотелось обрекать девушку на борьбу не только с врагом, а со стужей, голодом, усталостью и трудностями зимнего походного быта.
«Я еще подумаю о ней».
Анна Караева – девушка яркой красоты по прозвищу Испанка. Черноглазая, со щедрой улыбкой, с тяжелыми волнистыми, до плеч волосами, с гибкой мальчишеской фигуркой, артистичная.