Из былого. Военно-морские истории
Шрифт:
Вообще-то идти по длинному корабельному коридору в качку – дело довольно-таки интересное и, я бы даже сказал, в некотором роде забавное. Дело в том, что человек на качающейся палубе инстинктивно старается удержать свою вертикаль относительно горизонта. Даже если он этого горизонта и не видит. Господь Бог вставил нам в голову один маленький, но очень важный приборчик – вестибулярный аппарат. Вот этот самый аппарат и помогает морякам на качке. И когда, подчиняясь штормовой волне, корабль кренится на борт, ты, идя по коридору, начинаешь наклоняться в противоположную сторону, стремясь сохранить равновесие. Голова твоя вместе с верхней частью туловища начинает клониться
Если же впереди вас по коридору идёт кто-либо, то смотреть со стороны на эти его качания без улыбки просто невозможно.
Но, как говорят на востоке, вернёмся к нашим баранам.
В коридоре у камбуза стоял злой дежурный по низам. Руками он припёр к переборке кока, не давая тому стечь вниз, на палубу. Если бы не этот разгильдяй, старшина лежал бы сейчас, мерно покачиваясь, на рундуке в кубрике, и никто бы его не тревожил. По неписаному морскому закону, во время шторма, понимая состояние людей, без особой нужды никто никого никуда не дёргает.
Кок же, узбек Бурхон Эшкуватов, искренне не понимал, чего от него хотят. Собирая всю свою недолгую сознательную жизнь хлопок на своей тёплой родине, где растут лук, чеснок, виноград и персики, он даже в самом страшном сне не мог себе представить, что человеку может быть так плохо. А когда оказалось, что ему в таком состоянии нужно ещё и обед сготовить, Бурхон решил лучше умереть, но на камбуз не идти. Да и вообще какой идиот будет думать о еде в такую болтанку? Вот, например, ему, старшему матросу Эшкуватову, кушать совершенно не хочется.
Первые сутки этого проклятого шторма ему было просто плохо, но он что-то там такое на камбузе варил и даже немного соображал. На вторые сутки ему стало очень плохо, но он ещё мог самостоятельно передвигаться. А сегодня – как это русские говорят? – небо стало похоже на шкурку маленького барашка.
Старпом взглянул на кока, и ему всё сразу стало ясно. Но обедать-то надо было.
– Кок, почему обед не готов? – для проформы спросил Сергей.
Тот поднял непослушную голову и мутным взглядом обвёл стоящих рядом боевых товарищей. Голова болела дико и страшно гудела. Бурхон с удивлением отметил про себя, что это гудение прослушивалось даже вне головы.
– Так мы же в море! – с отчаянием выдавил из себя сын востока.
– Ну и что? – В голосе старпома явственно послышались стальные нотки.
– Так качает же!
– Ну и что?
– Таварыш лыйтынант, я нэ магу, – обречённо сказал кок и медленно начал сползать по переборке на палубу.
– Да стой же ты, зараза! – рывком поднял его Велосипедов, которому этот цирк начинал уже изрядно надоедать.
«Ну почему как кок – так из Средней Азии? – подумалось Сергею. – Они ведь совсем качку не переносят. Особенность нации, что ли?»
– Короче, так, – сказал старлей, – кок, первое можешь не варить, есть сегодня всё равно мало кто будет. Да чтобы и не ошпарился. Но второе изволь приготовить. Сделай рис с тушёнкой. Это и вкусно, и питательно. Компот тоже не готовь. Но свари один чайник крепкого чаю. Ты понял меня?
– Я нэ… – начал было Эшкуватов.
– Старшина, – перебил его Чернецкий, – кока
– Есть, товарищ старший лейтенант, – ответил дежурный по низам. – Ну что, кокша, пошли, родной!
…Через 50 минут дежурный по низам доложил на ГКП о том, что обед готов. С чувством хорошо выполненного долга старпом включил внутрикорабельную трансляцию и объявил:
– Команде обедать!
Ну вот, теперь можно и заправиться. Целей по-прежнему не было. Да и какой дурак сейчас в открытое море полезет? Все нормальные моряки где-нибудь по бухтам или за островами отстаиваются, пережидают эту «голова-ноги» погодку, будь она неладна. Но сначала нужно было побеспокоиться о своей вахте. Придерживаясь за МИЦ и переборки, старпом догрёб до двери на ходовой мостик и крикнул:
– На мостике! Обедать кто будет?
Андрюха Брыкалкин просто не ответил; вахтенный же рулевой, услышав про еду, издал долгий икательный звук, резко отвернулся и замахал отрицательно рукой. Всё ясно, они кушать не хотят, аппетит ещё не нагуляли.
– Штурман, порули минут десять. Я в кают-компанию спущусь, пообедаю. Потом ты пойдёшь.
– Добро.
Сергей спустился с ГКП и направился на камбуз. Вестовой (матрос, который накрывает стол в кают-компании) лежал пластом, поэтому набирать еду нужно было самому. На ходу старпом представил, как он положит себе полную тарелку каши, цепляя куски мяса побольше (еды хватит на всех, так как круг желающих принимать пищу был сегодня чрезвычайно мал); как хорошо разварившийся рис, добротно приправленный жиром и бульоном тушёнки, издавая соблазнительный запах и чуть паря, горячей аппетитной горкой будет лежать перед ним… Чернецкий сглотнул набежавшую слюну.
В коридоре старпом увидел двух мичманов: боцмана и старшину команды гидроакустиков, они, как всегда, не укачались. Боцман был способен даже курить, он зашёл в умывальник команды и дымил там от души.
– Ну ты, боцман, даёшь! Сколько на тебя смотрю – удивляюсь. Я на качке курить не могу, на дух не надо.
– Это у меня, Сергей Николаевич, организм такой крепкий, позволяет курить в любой обстановке. Но знавал я во Владике одного артиллериста на эсминце, в годах уже человек был, целый капитан-лейтенант (флотское офицерское звание, соответствует армейскому капитану), а в любой шторм укачивался, болел страшно, никогда не привыкал. Но всю свою жизнь морячил, на берег не уходил. Очень уж он море любил.
– Да, бывает такое, но редко. Или человек вообще не укачивается никогда. Или вообще не привыкает. Кому что на роду написано, – философски отозвался гидроакустик.
– Ну что, мужики, пообедаем? Сегодня сами за собой поухаживаем, поукачались все. Еле заставил кока рис сварить.
– Ничего, первый раз, что ли? Разберёмся.
Отдраив двери, старпом первым ступил на камбуз. Там было относительно чисто, на плите стояли раскреплённые бачок с едой и чайник с чаем. Боцман стал нарезать хлеб, старшина команды акустиков разливал чай. Сергей взял чистую глубокую алюминиевую миску, в которую команде наливают первое (сейчас – не до фарфоровых тарелок из кают-компании), и открыл крышку бачка с кашей. В нос ударил долгожданный запах риса с тушёнкой. Запоздавший обед значительно усилил секреторную деятельность желудка – и, соответственно, аппетит. Старпом наложил себе еды согласно плану, увенчав горку риса лавровым листиком из тушёнки, вышел из камбуза в коридор и двинулся по направлению к кают-компании. Горячая миска жгла руки. Ну вот, сейчас наконец-то и пообедаем.