Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)
Шрифт:
Пыф, - говорит омлет под тяжёлой крышкой.
В раковине гора посуды со вчера – на поверхности глубокие плошки для хлопьев – жёлтая - младшего, рыжая - старшего, стакан с толстым дном, почему-то один, две чашки с котами, любимая кофейная кружка с трещинкой, вилки-ложки-ножи без счёта, а вот и самые правильные омлетные тарелки – выхватить, ополоснуть, вытереть, разложить.
– Мальчики, подъём, - говорит она, включая свет.
– Ну ма-ам, - ноет младший.
– Не нуди, мартышка, - одёргивает брата старший.
Загнать в ванную, выгнать, вытащить из горы одежды
– Проверь, ты все учебники положил? И литературу?
– Сегодня же вторник, мам!
"Действительно, литературы нет по вторникам."
Скрипнула дверь спальни, зашумел душ. Она спешит на кухню – смолоть кофе, включить чайник, сунуть в тостер два ломтика белого хлеба, на стол мёд, сыр и клубничный джем.
У мужа сонные глаза, и подушечное перышко в волосах.
– Бандиты собираются?
Пока он пьёт кофе, можно домыть посуду. “Вода примером служит нам, приме-ером...”
– Посиди со мной, - говорит он её спине. Разворачивает за плечи, сажает у окна, снимает с сушилки чашку и отливает в неё половину кофе.
Действительно, и почему она не сварила кофе себе?
Она завязывает ему галстук, обирает с пиджака невидимые ворсинки: - Неотразим!
– Юноши, на выход!
– командует он.
– Ма-ам, я не хочу в сад, - ноет младший.
– Это что за новости, - удивляется она.
– Ничего страшного, пусть прогуляет разок, - неожиданно легко подаётся муж.
– Я, может, в школу тоже не хочу, - уныло сообщает старший.
– А жизнь несправедлива. Быстро-быстро в машину.
"Ничем вода не дорожит, а дальше дальше всё бежит..." - она торопливо моет посуду, выстраивая по ранжиру тарелки – большие плоские, большие глубокие, маленькие плоские, плошки, споласкивает раковину, протирает от крошек стол.
– Мам, - говорят за спиной, - смотри, я нарисовал марсианского дракона.
Она рассматривает марсианского дракона и критикует анатомию крыла, и они вместе рисуют дракону жену и драконят.
– Пойдём гулять, - говорит сын.
– Конечно, соглашается она.
– Что-то давно вас не видно было, - говорит соседка у подъезда. “Вот старая склеротичка, - думает она, - кому же тогда ты вчера жаловалась на невестку?”
В парке они качаются на соседних качелях долго-долго, приноровившись, чтобы басовитое "сры-ып" одной дополнялось повизгивающим "скри-скри-и" другой. В витрине антикварной лавочке на углу выставлен старинный вертеп. Она просит продавца завести механизм, и под спотыкающуюся мелодию фигурки волхвов снова и снова плывут мимо Девы.
– Смотри, - теребит она маленькую ладонь - ну смотри, какие чудесные.
– Да ну их, - отворачивается сын, - ма-ам, ну пойдём уже отсюда...
– Ничего-ничего, родим вам сестру, и буду я с ней играть в куклы.
"Колёса тоже не стоят, колё-оса", - бормочет она себе под нос. Вот же привязался этот Шуберт.
Она пробует суп, когда звонит телефон.
– Что ты делаешь, маленькая?
– Варю суп, муж и господин мой.
– А если мы сегодня
– Куда-нибудь куда?
– Гулять, в кино, в ресторан – куда ты хочешь.
– О, я очень хочу гулять, в кино и в ресторан. Только не сегодня. У меня сегодня уже отчаянно домашний настрой. Давай мы гулять в кино и в ресторан пойдём завтра.
– Давай, конечно, -говорит он как-то неуверенно, но тут как раз приходит из школы старший.
"Вертятся, пляшут жернова, вертя-атся, - чудовища, руки мыть!
– вертятся пляшут жернова, вертя-атся...
Кажись бы им и не под стать, но ведь нельзя от всех отстать...
Насчёт “отстать”, кстати, что у тебя с математикой?"
Ключ поворачивается в замке, и она спешит к двери, потом на кухню.
"Движенье – счастие моё, движе-енье", - мурлычет она, перемывая вечернюю посуду, закидывая с младшим на меткость игрушки с ковра в корзину, проверяя математику у старшего, развешивая на плечиках выглаженную белую рубашку, разбирая постель... Движения её становятся медленными и сонными.
– Ложись-ка спать, девочка, - говорит муж.
– Спокойной ночи, мама, - говорят мальчики.
– Спокойной ночи, милые, - отвечает она едва слышно.
Она ложится, вытягивается, не в силах бороться с оцепенением. Кто-то укутывает её одеялом.
– Давай завтра ещё раз, - говорит младший, теребя цепочку маленького серебряного ключа.
– Даже и не думай, - старший сердито щёлкает выключателем ночника. Жёлтый улыбающийся полумесяц то гаснет, то вновь загорается.
– Папа сказал – не чаще раза в три недели, ты же не хочешь, чтобы она опять сломалась.
Евгений Коган
Спасибо за эту радость
Она говорит, - не могу больше я ходить на эту работу, не могу, там из приличных людей только Ирочка Федорова, да и то она через день работает, а еще и ребенок у нее маленький, болеет все время, так она дома остается, а остальные – крысы какие-то. Она говорит, - начальница наша, Инга Матвеевна, стерва, позже всех приходит и орет, орет, орет, иногда хоть к себе в кабинет вызывает, а чаще – при всех, прямо как встанет в середине комнаты, так и орет на кого-нибудь, слюной брызгает, мне тогда хочется прямо в чертежную доску мою прямо впечататься, прямо сквозь землю провалится хочется, как говорится, так стыдно, прямо плакать начинаю. Она говорит, - Инга-то и орет все больше на Ирочку, Ирочка потом плакать убегает в туалет, так жалко ее, а сделать ничего не могу, и никто не может, но Инга – все, не будет больше у нас работать, уволилась, у нее муж богатый, она вообще теперь работать не будет, так что ничего, нормально, только интересно, кого на ее место поставят – главное, чтобы не такую крысу, конечно, потому что остальные все ничего – не такие, как Ирочка, но терпеть их можно, а я – не Инга Матвеевна эта, я без работы пропаду, я с восьми лет работаю, двое младших братьев у меня на руках было, я их растила, родители-то мои умерли, мне как раз только восемь исполнилось. Она говорит, - а что делать, когда жизнь такая, а я и не жалуюсь.