Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)
Шрифт:
б) все остальное, включая попытки Вспомнить и просьбы Дать Диск (-1; можно бросать трехочковый).
У вас красивые глаза (в пуле в этом месте пьяно кричат "подставы не бьют"!; - 1 очко).
Ну зато у него красивые глаза, хорошее пальто, длинные пальцы и, кажется, он года два жил с нервной сухопарой особой, которая целыми днями ходила по его дому в маске из клубники и говорила ему — лаааапа, ну не дуйся на меня, думаю я, подсчитывая очки, - 3, он спрашивает — вас подвезти?
— I think this is the beginning of a beautiful friendship, — говорит он, прогревая
— Нет, я не смотрел "Касабланку", — говорит он, трогаясь с места. — я слышал это в каком-то фильме Кустурицы. Ну, и сколько у меня там уже?
Ого, говорю я, категорические шесть ноль. И смотрю на его профиль — как он будет выглядеть утром? Я всегда просыпаюсь раньше. Интересно, он умеет готовить борщ? (+ 1 очко).
А потом мы познакомимся поближе, он повесит в ванной еще одно полотенце и будет говорить всем: "Я увидел ее и потерял дар речи".
— В твоем случае это не дар, это гуманитарная помощь, лапа.
— Вы так хорошо смотритесь вместе, — скажет кто-то из нашей теперь общей компании. Да, мы да, скажу я и пойду пьяно выворачиваться наизнанку в туалете ресторана.
Совместный отпуск, я встречу тебя после работы, что тебе подарить? Тебе не идет этот свитер (+1 очко за зубы, надо же).
А потом я заболею бронхитом и попрошу отвезти меня домой — не любишь, когда тебя видят в таком состоянии? + 5 очков за понятие, но дело не только в этом.
Поэтому я говорю: "Спасибо за хороший вечер. По-моему", - мы вымученно смеемся, как в американских фильмах, когда двое сидят в машине и не знают, чем заполнить молчание перед обязательным поцелуем, но тут не кино, слава богу, и я выхожу из машины, пока всего этого не произошло.
И долго смотрю вверх, запрокинув голову. в глаза падают снежинки, мне не хочется зажмуриваться, мне хочется вернуться обратно за столик перед окном, из которого виден крохотный кинотеатр с придурочными фонариками, и смотреть на то, как снег укладывается в мягкий штабель на раму, а мимо идет девушка с коньками, закинутыми на плечо. Мне нравится думать, что рано или поздно в игру включится кто-то, в пух и прах сделающий меня в первом же сете — принесите девушке то же самое (+10 очков за небрежность), у вас больные глаза и хорошее пальто, мне нравится, что вы не красите губы, кстати, вы смотрели "Чучу"? Вот это и есть рождество, я вам позвоню.
Bang-bang, всухую, принесите счет.
А пока всего этого не произошло, я стою с запрокинутой головой и открытыми глазами, выпрастываю в воздух руки и говорю себе — осталось совсем чуть-чуть, и черт с ним, с борщом.
Катерина Янковская
Время на размышление
– Так о чем ты хотел спросить?
Я рассматриваю двух братков за соседним столиком. Блондин и брюнет, - они кажутся братьями, однояйцевыми близнецами. Одинаковые цепи, одинаковое выражение одинаковых лиц. Одно на двоих. Похожи на макаку резус со школьного плаката, виват, Дарвин!
Ты куришь. Куришь, как паровоз, оставляя за собой землю покрытую пеплом. Говоришь, это помогает
– Так о чем…
Действительно, о чем? Мы знакомы пять лет, полгода из них - довольно близко. Я знаю наизусть твои книжки – оба тома Митчелл, а ты перестала меня будить из-за храпа. И сейчас такое лето, что от тополя нечем дышать, а завтра распределение, и тебя ждет, не дождется твой Малый Хомутец – Малый Хомутец, боже, как там люди-то живут?.
Так о чем говорить-то? Ок, я спрошу.
Спрошу о том, о чем должен спросить, следуя логике развития сюжета. О том, о чем тебя уже спрашивали до меня. Представь себе, знаю. Тебе не приходила блажь, делать из личного тайное, да и гнездо твоих подружек менее всего способно хранить исповеди. Вот ведь, черт.
И, конечно же, я знаю ответ. Который щелкнет по мне прежде, чем упадет на землю твой окурок.
Когда потеют ладони, - очень неприятно. Я молчу. Как двоечник. Более идиотской ситуации еще не придумано.
– Так о чем ты…
Я делаю вдох. Милицейская машина катит по тротуару, впритык к стенке кафе. Внезапно врубается сирена.
– Чтоб ты обосрался, обезьяна, дудеть!
– Чтоб на тебя будка упала!
Цепные макаки-резусы выглядят не испуганными – обиженными. Я кладу бумажку на стол и мы уходим.
Так же молча, я провожаю тебя до общаги, по спирали вкруг вечносломанного лифта, на твой десятый. Давлю бычки в пролетах, - о чем ты здесь столько думала вечерами? Затем ты куришь, а мне по уму бы и уйти, но стою, привалившись к подоконнику.. Я говорил, что ситуации глупее не придумано? Врал.
Бросаешь сигарету – щелчком, и в этот момент я спрашиваю тебя. Видишь, как просто? Даже не пришлось делать вдох. Потом мы долго – вечность, смотрим, как окурок кувыркается вдоль стены, касается земли. Ну… почти земли.
– Чтоб ты обосралась, обезьяна, бычки пулять!
– Чтоб на тебя будка упала!
Синхронный вопль заглушает твой голос. Я закрываю глаза, потому что, кажется, прочитал по губам; и того, что прочитал, мне достаточно. А потом ты повторяешь ответ.
Однажды я спрошу тебя, почему. Но это уже - совсем потом, - потом, спустя шестнадцать лет, когда наш сын впервые пригласит в дом девушку. И будет прятать глаза, как нашкодивший Бобик, а ты, случайно промахнувшись карманом, обнаружишь в чужой куртке чужие сигареты. Вот тогда я спрошу тебя.
Ну, это же - десятый этаж, рассмеешься ты, - У меня было время подумать.
Оксана Санжарова
Под Шуберта
Ей снится скрип двери детской и шелест босых ног по паркету. Конечно, это сон, никто не встаёт раньше неё. Она откидывает одеяло.
“В движении мельник должен жить, в движе-ении...” - напевает она, чиркая спичкой, сдвигая на горелку чугунную сковороду, торопливо нарезая мясистые помидоры, взбивая старомодным венчиком яйца.