Из глубины
Шрифт:
— Мне нужно с ним поговорить, — сказал Крейн.
— Это невозможно, — отрезал Королис.
— Почему, коммандер?
— У него срыв. Командование принял я.
— Срыв?
«Может быть, поэтому Бишоп задерживается?» Но эту мысль он тут же отбросил: если руководитель станции перенес удар или приступ, Корбетт, кто-нибудь из интернов или сама Бишоп уже сообщили бы ему об этом.
Это означало только одно: никого из медицинского персонала в известность не поставили.
В душе Крейна взвыл сигнал тревоги. Он вдруг осознал, насколько ненадежно
— Внимание, — раздался голос из динамика. — Начинается посадка экипажа. Группа герметизации, подготовиться к восстановлению и проверке целостности корпуса.
— Не делайте этого, — услышал Крейн собственные слова.
Королис нахмурился.
— Не делать что?
Его глаза были красными, а обычно тихий голос звучал громко и нервно.
— Не спускайтесь в шахту.
— Сэр! — окликнул Королиса кто-то из персонала поста наблюдения.
Коммандер повернулся к нему.
— Что такое?
— С вами хочет поговорить один из сотрудников. Брайс, интерн из медицинского пункта.
— Передайте ему, что я занят.
— Сэр, он говорит, что это крайне важно…
— Вот, — Королис резко выбросил руку в сторону, словно ударил кинжалом в направлении Сферы-три, — единственное, что сейчас важно.
— Так точно, сэр.
Человек повесил трубку телефона и снова занялся своими измерительными приборами. Королис снова обратился к Крейну:
— Почему я не должен спускаться в шахту?
— Это слишком опасно. Вся затея бессмысленна.
Коммандер сделал шаг к нему. На его лбу и на бледной коже висков виднелись капельки пота.
— Я слышал вашу теорийку. Знаете, доктор, что я об этом думаю? Я думаю, что это вы опасны. Опасны для настроений на станции, а значит, и для всего дела.
Королис смотрел на Крейна еще несколько мгновений. Потом резко повернулся в сторону морских пехотинцев.
— Хоскинс! Менендес!
Они встали по стойке «смирно».
— Да, сэр!
Коммандер Королис указал большим пальцем на Крейна.
— Этот человек под военным арестом. После того как Сферу спустят и прозвучит сигнал об окончании работ, отправьте его на гауптвахту и поставьте у дверей вооруженную охрану.
Прежде чем Крейн успел возразить, коммандер вернулся к Сфере-три; Флайт с несчастным видом и еще один член экипажа уже забирались в ее серебристую пасть.
49
Роджер Корбетт лежал на боку в растекающейся луже собственной теплой крови, и сознание его туманила боль. Временами ему казалось, что он спит, а порой — уже умер и плывет в бесконечном черном забвении. Мысли, чувства, ассоциации приходили и уходили, и он не мог ими управлять. Минута прошла или десять — он не помнил. Знал он только одно: нельзя, чтобы затаившаяся диверсантка с пистолетом поняла, что он еще жив.
Боль стала сильнее, но это хорошо: она помогает бороться с жуткой слабостью, которая пытается завладеть им, подмять под себя навсегда.
Он лежал и чувствовал досаду. Обидно, что он не смог прийти на прием, назначенный на три часа. Девушка, наверное, уже на месте, притопывает ножкой и то и дело смотрит на часы. А ведь она добилась изрядных успехов в управлении своим гневом. И жалко будет, если…
Слабость вернулась, нахлынула, и он погрузился в темные видения. Во сне он оказался водолазом, который нырнул слишком глубоко. И поверхность воды представлялась теперь едва заметным светлым пятнышком далеко-далеко над головой, легкие уже горели огнем, и он, изо всех сил работая ногами, плыл вверх со всей возможной скоростью, а путь впереди был еще такой длинный…
Он усилием воли привел себя в сознание. Диверсантка в углу закончила работу.
В темноте она выпрямилась и повернулась к нему — глаза едва заметно блестели от света, падавшего из соседнего помещения. Корбетт задержал дыхание и лежал неподвижно, сощурив глаза в щелки. Оставив мешок, Бишоп сделала к нему шаг, потом еще. Снова остановилась. Мигнул тусклый блик — в сторону Корбетта поднялось дуло пистолета.
И вдруг она резко обернулась. Через миг Корбетт тоже услышал — за жужжанием компрессоров можно было различить неясные голоса.
Какие-то люди, как минимум двое, наверное, вошли в первый отсек. Внезапная надежда частично вернула ему ясность сознания, помогла оживить притупляющиеся чувства. Его затея сработала. Брайс прислал помощь.
Голоса послышались ближе.
Бишоп перешагнула через него и, держа пистолет наготове, неслышно скользнула к люку, ведущему во второе помещение. Чуть приоткрыв глаза, Корбетт заметил, как она отступила в тень и осторожно выглянула из-за угла. Волна волос и ствол пистолета ясно обрисовывались в желтом световом луче. Потом Бишоп осторожно пробралась во второй отсек, присела за турбиной и пропала из виду.
Люди продолжали разговаривать. Кажется, они больше не приближались. Корбетт решил, что они по-прежнему в первом помещении, где-то между Бишоп и главным выходом из отсека. Из тех слов, которые он мог разобрать, становилось ясно, что это рабочие, которые занимались рутинной проверкой бесчисленного оборудования.
Это означало, что помощь не пришла, по крайней мере пока. Может, ее и не будет.
Корбетт протянул руку, пытаясь сесть. Ладонь скользнула по натекшей на пол крови. В грудь вонзилось раскаленное копье боли, и он крепко прикусил верхнюю губу, чтобы удержаться от крика.
Он полежал, часто и неглубоко дыша, стараясь хоть немного успокоить спазм. Потом, упершись руками в железный пол, медленно пополз к дальней переборке.
Мучительно медленно. Фут, два фута, ярд. В горле клокотали кровавые пузыри. Рубашка и куртка промокли от крови и цеплялись за неровности пола, еще больше замедляя продвижение. На полпути к стене он отдохнул, чтобы слабость не одолела его. Но надолго он останавливаться не мог, потому что знал: больше ему с места будет не стронуться. Крепко цепляясь руками, он потащил свое тело по полу дальше.