Из книги «Карусель»
Шрифт:
Долькина трясло до машины, в машине и после машины. А по ночам во сне являлся большой такой милиционер, бил жезлом по попке и приговаривал: «Не ездий, не ездий!» Тут Долькин орал, просыпаясь в слезах, и долго на коже горели рубцы.
Все время казалось, что смотрят на его «Жигули» подозрительно. Вот-вот подойдут, схватят за шиворот, спросят: «Откуда машина? Украл? Убил? Угнал?» А как докажешь, что не украл? Ведь никто же не видел, как он не крал!
В тот злополучный день, после обеда, к Долькину
— Старик, ты у нас теперь гонщик! Ас! Комикадзе! Тут из Тбилиси приехал Ванчадзе, земляк твой, гостинцев привез. Подбрось дары на машине, к теще закинь по-соседски, а я тут с ним посидеть должен. Договорились?
— О чем разговор! — бодро сказал Долькин. — Давайте гостинцы.
Вдвоем они снесли вниз картонную коробку и полиэтиленовый мешок с улыбающимся Вахтангом Кикабидзе. Причем Кислюков нес гостинцы в перчатках.
— Чтобы не оставлять отпечатки пальцев! — пошутил он. — Видал подарочки?
Замша!
— А что в мешке? — спросил Долькин.
— Труп! — ответил Кислюков, и оба засмеялись.
— Труп так труп! — тихо сказал Долькин, но мурашки предчувствия поползли по спине сверху вниз.
Оставшись один в машине, Долькин перекрестился, мысленно повторил, где право, где лево, включил зажигание. Машина вдруг завелась с первого раза и тронулась.
Впервые Долькин ощутил, что он здесь хозяин. На радостях даже сложил губы трубочкой, решив, что свистит.
Но милицейский свисток срезал чириканье.
Долькин обмяк, «Жигули» завизжали и кинулись на постового. Тот еле успел увернуться. Долькину безумно захотелось признаться во всем, но в чем, он понятия не имел. Ох этот жуткий комплекс вины! Возможно, прапрадед Долькиных не там перешел Куликово поле, и виноватость сквозь века тянула к милиционеру.
Сколько раз Долькин, сидя в машине, сам себя приводил в отделение, задавал каверзные вопросы, ловко на них отвечал, путал следствие, прижимал себя к стенке, юлил — и все это за рулем в потоке машин! В таком состоянии, действительно, можно было нарушить все что угодно.
Есть люди, которые много знают, но и под пытками будут молчать. Долькин, напротив, не знал ничего, но и без пыток готов был признаться в чем скажут!
Постовой чеканным шагом обошел машину и, отдав честь, сказал:
— Лейтенант Игнатьев! Попрошу права!
Долькин читал про гаишников много хорошего и слышал много плохого.
«Сейчас как даст по попе!» — вздрогнул бедняга, и неведомая сила поволокла к подножию милиционера. Он отстегнул ремень безопасности, но остался пристегнутым.
— Попрошу права! — повторил милиционер, отводя в сторону висевший на ремне мегафон.
Долькин хотел объясниться, но язык отнялся напрочь, изо рта шло шипение, будто Долькин испускал дух. При этом он бестолково
Долькин ясно представил себя в кандалах, бредущим по Сибирскому тракту, и вдруг увидел в руках лейтенанта свои права. Откуда они взялись?!
— Долькин, чья это фамилия будет? Ваша?
Долькин хотел кивнуть, мол, моя фамилия, моя, но голову дернуло из стороны в сторону.
— Так вы не Долькин?!
Тут Долькину удался утвердительный кивок: мол, не Долькин!
— Ничего не понимаю! Да или нет? Вы немой? Или болгарин? У них «да», как у нас «нет», а «нет», как у вас «да»! Да? Нет? — Милиционер начал заговариваться. — Не ваши права, что ли?! А ну-ка попрошу паспорт! — Глаза лейтенанта налились бдительностью.
Долькин пальцами правой руки пытался вскрыть себе рот, а левая рука рыскала по карманам, за пазухой, под мышками, и вдруг паспорт нашелся между рубашкой и майкой! Долькин рванул паспорт и вместе с куском майки протянул постовому.
Инспектор, открыв паспорт, нахмурился:
— Это что такое?
Долькина обожгло: «Неужели паспорт не мой? Или майка не та?!» Но, подняв глаза, увидел в паспорте деньги! Он же занял у Сомова сто двадцать рублей! Черт попутал сунуть в паспорт! Тьфу ты! Милиционер решит, что хочу откупиться! Конечно, хочу, но от чего?
Лейтенант пересчитал деньги:
— Сто двадцать рублей?! Ваши?
И тут Долькин заговорил. Но лучше бы он молчал. Потому что неожиданно для себя повторил слова милиционера:
— Ваши!
— За что же вы мне, интересно знать, такие деньги предлагаете?! А ну отстегнуть ремень безопасности! Свой! Не соседний!
Так вот почему Долькин не мог выбраться из машины. Отстегнув свой ремень, он рванулся к милиционеру и затараторил от ужаса членораздельно:
— Товарищ милиционер! Я все расскажу! Того, чего вам надо, там нет! Гостинцы для одной тещи! У меня с этой тещей ни гу-гу! Клянусь здоровьем министра внутренних дел! Поверьте, товарищ сержант!
Долькин хотел польстить милиционеру, и учитывая, что тот лейтенант, решил назвать его чином повыше, но нечистая сила выпихнула слово «сержант».
— Я лейтенант! — обиделся инспектор.
— Ничего, ничего, будете сержантом! — продолжал рыть себе яму Долькин.
— А ну открыть багажник!
Долькин долго пыхтел над багажником, пытаясь открыть его ключом от квартиры.
— Давайте сюда! — милиционер отпер багажник и подозрительно уставился на гостинцы.
Сердцем чуя новые неприятности (черт знает, что за гостинцы), Долькин затараторил:
— Сейчас жуткие тещи пошли! Среди них попадаются наркоманки!
Милиционер достал из коробки пригоршню серого порошка, понюхал, лизнул. На зубах негромко заскрипело: