Шрифт:
Annotation
Тауберг А.М. на Пв-15
Кашин Анвар
Кашин Анвар
Из коробки с позабытыми снами
Дверь в квартиру отворила невысокая симпатичная блондинка с очаровательными веснушками, проступившими по случаю марта на ее щеках и чуть вздернутом носике. Паскаль Шеро снял
– Доброе утро, мадам Тауберг. В прошлый раз мои комплименты показались вам чересчур длинными и цветистыми. Сегодня я вам скажу: "Вы прекрасны, и точка!" Ну как, я исправился?
– Доброе утро, мсье инспектор, - молодая дама улыбнулась.
– Вы неисправимы.
– Я только констатирую факт. А скажите, мсье Тауберг не смог бы уделить мне сколько-нибудь своего времени для беседы?
– Нет, мсье Шеро, это невозможно, Антон Карлович в прошлый вторник уехал в Лондон по делам и обещал вернуться домой не ранее чем на следующей неделе.
– Очень жаль.
– Полицейский помолчал, раздумывая, удобно ли будет на сём завершить беседу, но после все же продолжил.
– Видите ли, мадам, по какому делу я к вам пришел...
Инспектору криминальной полиции отчаянно хотелось спать, что неудивительно - его разбудили в четвертом часу ночи. На рю де Боссэ, в восемнадцатом округе, слышали выстрелы, перепуганная обитательница одного из домов вызвала полицию. Оказалось, в соседнем подъезде того же дома убит таксист, русский. Застрелен из браунинга, скорее всего, принадлежащего некоему Джорджу Госсену, американцу, который неделю как поселился в доме, сняв квартиру в rez de chaussee. Ни самого Госсена, ни оружия пока не нашли. В квартире - никакого беспорядка, хозяйке уплачено за месяц вперед. Среди вещей подданного САСШ тоже ничего заслуживающего отдельного упоминания не было, разве только коробка с патронами к тому самому пистолету. На узкой улочке, взобравшись передними колесами на тротуар, застыл автомобиль несчастного русского, мертвый водитель с простреленной дважды грудью лежал на пороге подъезда.
Выстрелы слышали многие, но соседи благоразумно не стали подходить к окнам. Только одна отважная дама - та, что позвонила в полицию, наблюдала за улицей до самого прибытия патруля. С ее слов, она проснулась за минуту до выстрелов и лежала в постели уже с открытыми глазами, когда на улице прогрохотало два раза. Она встала и тут же выглянула в окно. Посреди проезжей части стоял автомобиль, и больше ничего мадам Азуле не разглядела, улица была пуста. Тогда смелая женщина спустилась этажом ниже, к телефонному аппарату, и позвонила в полицию. По заявлению мадам, на это у нее ушло минут пять. Пока она говорила с дежурным, ей послышался звук работающего автомобильного мотора. Вернувшись на свой наблюдательный пост, женщина застала такси уже чуть не упершимся в стену дома напротив, заметить кого-либо на улице ей, к сожалению, так и не удалось.
Еще до рассвета мсье Шеро посчастливилось выяснить, что таксист привез сюда Госсена из "Народного дома". Откуда это стало известно? Инспектор вспомнил: у шоферов принято собираться в кафе у Гальяно, там закрываются далеко за полночь, и еще там есть телефон. Таким образом, чтобы вызвать такси, достаточно набрать номер и назвать адрес свободному водителю.
Убитого молодого человека звали Дмитрием Левицким. Около часа ночи Гальяно позвонил гарсон из "Народного дома" и попросил прислать машину для господина Госсена. Кстати, "Народный дом" - это довольно дорогое заведение на набережной, что-то вроде клуба, где завсегдатаями числятся многие из тех русских, что живут в шикарных кварталах Отёй и Мюэт. И... и если откровенно, то больше у Паскаля Шеро ничего не было. Ни соображений, где искать Госсена, ни даже самой идиотской догадки, зачем американцу убивать какого-то таксиста. Была надежда на Антуана.
Порой Паскалю казалось, что он отлично понимает своего остроумного и чуточку меркантильного приятеля, а иной раз тот поражал своей непрактичностью и целеустремленностью, при этом преследуя далеко не личные цели, стремясь к каким-то абстрактным идеалам. Может быть, все дело в том, что господин Тауберг был наполовину бошем, хотя и странно именовал своего отца "русским немцем". Как это может быть? Почему русским? Однако, было заметно: среди этих немыслимых и отчего-то все еще верящих в судьбу людей, Антуан чувствовал себя легко и свободно.
– Митя, - тихо-тихо проронила, едва ли не прошептала, совсем недавно улыбавшаяся Паскалю хозяйка квартиры.
– Да, я потому и пришел к вам. Мне сказали, что мсье Тауберг и вы, мадам, были знакомы с убитым. Мне очень жаль, что я не ошибся.
– Да-да, конечно. Вы, верно, хотите, чтобы я вам рассказала...
Неделей раньше
Где-то впереди, над морем шляп, шляпок, кепи, фуражек и прочих chapeau, протяжно свистнул паровоз, вагоны дернулись и нехотя поползли вдоль перрона. Саша застегнула пальто еще на одну пуговицу, она уже начинала скучать по Антону и будет по нему скучать еще две недели или "недели две, а там как карта ляжет". До сегодняшнего дня Александру Михайловну Тауберг сантименты особенно сильно не донимали, а потому и мужа своего на вокзал она ни разу не провожала. Но, боже мой, сколько же в ее жизни за эти годы было поездов и перронов, сколько отъездов и прощаний, скольких знакомых Саша Ольшанина, а потом и Александра Тауберг проводила без всякой надежды встретить когда-нибудь, и скольких она оставила там...
Нынче было другое. Непривычно неумолимый Саввушка настоял на визите к издателю-американцу. Северный вокзал, волей случая, оказался на полпути к старинному особняку, где квартировал Уильям Т. Скотт, а знакомый таксист Митя взялся подвезти всю компанию.
И Александра Михайловна, и Антон Карлович, четвертый год живя в Париже, прониклись своего рода корпоративным духом здешнего русского землячества, когда кофе и сардины непременно следовало покупать в магазине у Замятина, даже если мсье Ковенкур торговал тем же самым, но лучшего качества и ничуть не дороже. Галантерейные товары приобретали у Николая Струве, табак - у Феоктистова, и только делать прическу Саша соглашалась лишь у мадам Арно, впрочем, на весь город и не нашлось бы, наверное, ни одного русского парикмахера. Зато таксистов было великое множество, и Митя Левицкий из них был самым милым и самым застенчивым.
Паровоз свистнул еще, но уже тише, где-то снаружи вокзала. Последний вагон, едва поравнявшись с Сашей, заспешил вслед за остальными. Пора было возвращаться. Александра Михайловна развернулась и отыскала глазами Савву, тот нетерпеливо перебирая ногами, мерил короткими шажками мостовую там, где его оставили супруги, под одним из чудовищных чугунных столбов, подпиравших крышу. Нет же! Конечно, она неправа. При чем тут Савва? Антон должен был уехать, а она опять осталась одна в чужом городе... Не одна, и город, в котором жила, Саша уже согласна была полюбить - еще неделя-другая и на бульварах зацветут деревья... Согласна... Разве что согласна. И как же возможна такая сделка, как договориться с собой и полюбить всем сердцем лишь за то, что предмет твоей любви хорош собой и добр к тебе?
Но зачем же теперь сердиться на Савву? Савва тут ни при чем. Савва - хитрец и умница, как не отдать ему должное? Ведь это он заметил что-то такое между строк ее незатейливых и чуточку угловатых новелл, тех, что она то и дело пристраивала в журналы по четверти франка за слово. Он уловил тот момент, когда супруга его приятеля наконец перестала играть в куклы на листах писчей бумаги. И благодаря ему ее "Птицы" уже вышли отдельной книжкой, и его же стараниями "Альманах" теперь каждую неделю печатал главы из "Коробки с позабытыми снами".