Из крови и пепла
Шрифт:
Для меня.
– Я не… – Агнес прижала руку к груди, слегка тряся головой. Наморщив лоб, она уставилась на правую руку. Почти робко перевела взгляд на меня. – Я как будто снова могу дышать.
На ее лице отразилось понимание, глаза благоговейно заблестели.
– Дар.
Я убрала руку обратно под плащ, чувствуя напряжение.
Агнес задрожала. Я боялась, что она опять грохнется на пол, но она устояла.
– Спасибо. Большое спасибо. О боги, спасибо…
– Не за что меня благодарить, –
Время бежало – время, которого нам не хватало.
Она кивнула. В ее глазах блестели слезы, но горе больше не сжимало ее, как раньше. То, что я сделала, не продлится долго. Боль вернется. Будем надеяться, что к тому времени она сможет с ней справиться. Если же не сможет, то горе всегда будет с ней – призрак, ворующий каждое радостное мгновение жизни, пока горе не станет единственным переживанием.
– Теперь мы посмотрим на него, – объявил Виктер. – Будет лучше, если ты останешься здесь.
Закрыв глаза, Агнес кивнула.
Поворачиваясь, Виктер коснулся моего предплечья, и я пошла за ним. Когда он потянулся к двери, мой взгляд упал на диванчик возле камина. Полускрытая под диванной подушкой, на нем лежала набивная кукла с лохматыми желтыми волосами из пряжи. По моей коже побежали мурашки, а внутри поднялась тревога.
– Вы… Вы облегчите ему уход?
– Конечно, – ответила я, поворачиваясь к Виктеру.
Положив руку ему на спину, я подождала, пока он нагнет голову. Понизив голос, я произнесла:
– Здесь ребенок.
Виктер застыл, держа руку на двери, а я наклонила голову в сторону диванчика. Он проследил взглядом. Я не чувствую присутствия людей, только боль, когда их вижу. Если здесь ребенок, он или она спрятался и, наверное, ничего не знает о том, что происходит.
Но тогда почему Агнес не сказала?
Беспокойство нарастало, в голову лезло самое плохое развитие событий.
– Я займусь тем делом. А ты – этим.
Виктер медлил, в его устремленных на дверь голубых глазах застыла настороженность.
– Я сама могу о себе позаботиться, – напомнила я то, что он уже знал.
Тот факт, что я могу защитить себя, был исключительно его заслугой.
С тяжелым вздохом он пробормотал:
– Но это не значит, что ты всегда должна это делать.
Тем не менее он отошел назад и повернулся к Агнес.
– Тебе не трудно принести выпить чего-нибудь теплого?
– О нет. Конечно нет, – ответила она. – Могу приготовить чай или кофе.
– У тебя нет горячего какао? – спросил Виктер, и я усмехнулась.
Хотя такой напиток может оказаться под рукой у родителя и Виктер мог искать признаки существования ребенка, он питал большую слабость к какао.
– Есть.
Агнес прочистила горло, и я услышала, как она открывает кухонный шкаф.
Виктер кивнул мне. Я шагнула вперед и, приложив ладонь к двери, распахнула ее.
Если бы я уже не подготовилась к приторно-сладкой и горько-кислой вони, меня бы сбило с ног. Подавляя рвотные позывы, я пыталась привыкнуть к слабому свечному освещению. Просто надо… дышать пореже.
Отличный план.
Я окинула спальню быстрым взглядом. За исключением кровати, высокого платяного шкафа и двух хлипких приставных столиков тут ничего не было. Здесь тоже курились благовония, но они не могли заглушить вонь. Я переключилась на кровать, в центре которой лежало неестественно неподвижное тело. Войдя в спальню, закрыла за собой дверь и двинулась вперед, сунув правую руку под плащ. Сжав пальцами всегда холодную рукоять кинжала, я сосредоточилась на человеке. Или на том, что от него осталось.
Я смогла определить только то, что он молод, у него светло-каштановые волосы и широкие дрожащие плечи. Его кожа посерела, щеки ввалились, словно он неделями ничего не ел. Под глазами залегли темные тени, веки то и дело спазматически дергались. Губы были скорее синими, чем розовыми. Сделав глубокий вдох, я опять открыла чутье.
Он испытывал сильную боль, как физическую, так и эмоциональную. Не такую, как Агнес, но не менее мощную и изматывающую. Страдание не оставило места для света и было нестерпимым. Оно давило и терзало, и бедняга знал, что избавления не существует.
Я заставила себя сесть рядом, и по мне пробежала дрожь. Вынув кинжал из ножен, я держала его под плащом, а левой рукой осторожно сняла простыню. Больной лежал с голой грудью и задрожал еще сильнее, когда его восковой кожи коснулся холодный воздух. Я скользнула взглядом по впалому животу.
И увидела рану, которую он скрывал от жены.
Над правым бедром виднелись четыре неровных пореза. Два в ряд сверху и еще два на дюйм ниже.
Его укусили.
Несведущий человек мог решить, что на него напал какой-то дикий зверь, но эту рану оставило не животное. Из нее сочилась кровь и что-то темное, маслянистое. Бледные красновато-синие линии расходились от места укуса к низу живота и исчезали под простыней.
Болезненный стон заставил меня поднять взгляд. Губы мужчины раздвинулись, открывая то, как близок он к участи пострашнее, чем смерть. Десны кровоточили, пачкая зубы.
Зубы уже начали меняться.
Два на верхней челюсти, два на нижней. Я посмотрела на его руку, лежащую рядом с моей ногой. Ногти тоже вытянулись, став больше похожими на звериные когти. Не пройдет и нескольких часов, как его зубы и ногти затвердеют и заострятся. Они смогут резать и рвать кожу и мышцы.
Он станет одним из них.