Из Ниццы с любовью
Шрифт:
ИЗ НИЦЦЫ С ЛЮБОВЬЮ
Роман
1
В аэропорту мы должны были собраться в два. До Парижа — три часа лету. Глаза у меня были на мокром месте: дома я оставляла своего дорогого сыночка, крошку Хрюндика, и всю дорогу до Пулкова-2 доктор Стеценко убеждал меня в том, что девятнадцатилетний студент (нога
— Ты чего, мамахен, шутишь со мной? — светски поинтересовался мой воспитанный сын. — Да это же одна и та же девушка. Просто покрасилась.
— Ага, — сообразила я. — И что ты можешь про нее сказать?
— Ну… — пожал плечами сын и надолго задумался. — Зовут ее как тебя, Маша.
— Маша, значит? А чем еще она примечательна? — я имела в виду, что привлекло моего сыночка в этой девушке по имени Маша, то и дело менявшей цвет волос, кроме факта смены имиджа.
— Да вроде ничем больше, — хмыкнул он.
О времена, о нравы! Молодой человек не может определить, чем примечательна девушка, с которой он явно не конспекты штудирует за закрытыми дверями.
В общем, сердце у меня было не на месте, несмотря на то, что нам предстояли две недели волшебного отдыха от рутины, и не где-нибудь, а на юге Франции, на вилле в окрестностях Ниццы. И хоть стоял совсем не высокий сезон, а всего лишь конец марта, слова «Ницца», «вилла», «апельсиновый сад», «отель «Негреско», «Променад дез Англе» ласкали слух, обещая какую-то неземную жизнь, прикосновение к эмигрантским радостям, сладковато-горьковатым, точно апельсины, росшие прямо за окном в саду нашей виллы — нашей на целых две недели, протяни руку, сорви и ешь, обливаясь соком. (Вот таким образом я насмерть уделала свой выходной наряд, соблазнившись апельсинчиком и слопав его прямо в саду под деревом, платье оказалось все в рыжих неотстирываемых пятнах; впрочем, все эти подробности про апельсиновый сад выяснились позднее, по прибытии в Ниццу).
Этот изысканный вояж организовал мой друг и коллега Горчаков, с начала года задвинувший на работу. Следственный комитет, созданный в сентябре прошлого года, все еще со скрипом и визгом раскачивал свой маховик, передача дел по акту из прокуратуры в следственные управления Комитета затягивалась, городская прокуратура жила своей жизнью и при этом была для нас недоступна, как двор Людовика Пятнадцатого для каких-нибудь убогих пейзан в деревянных сабо, наш районный прокурор с головой ушел в собственный бизнес, с трудом отличая подчиненных от просителей при редких случайных встречах в коридорах учреждения… Да мы ему, в общем-то, были уже никто, разве только занимали свои прежние кабинеты, дожидаясь, пока следственному отделу нашего района выделят помещение. И один из бывших подчиненных, в отличие от большинства прокурорских коллег не имеющий собственного бизнеса, вместо того чтобы просиживать виртуальные штаны на популярных сайтах про одноклассников, пошарил по сайтам недвижимости в аренду и обнаружил, что ранней весной можно снять виллу на юге Франции по цене, приемлемой даже для следователей и экспертов. Горчаков не поленился, списался с хозяином приглянувшейся ему виллы, обсудил условия… И пришел ко мне с предложением дружно отвалить в отпуск, с семьями.
— Нас обоих не отпустят, ты что, — усомнилась я. — Это ж мы район оголим…
Горчаков посмотрел на меня с жалостью.
— Ты, Маша, что ли, все еще веришь в сказки, что мы кому-то нужны? Лет-то тебе сколько? Дела не переданы, начальник не назначен, места, где сидеть, нет, прокурору на нас уже начхать, а ты будешь амбразуру прикрывать нежной грудью? Нет уж, оставь свои девичьи грезы и пошли писать рапорт на отпуск. Главное, в кадры сдать не вместе, а по очереди.
Что удивительно, он оказался прав. В Следственном комитете без звука подписали наши рапорты, нимало не задумавшись, а кто же будет выезжать на происшествия, если оба районных следователя уедут отдыхать. Лешка грамотно рассчитал, что, если прийти с рапортами в разное время, никому и дела не будут до того, что отпускники работают в одном районе. Правда, в последний момент в нас с Лешкой заговорила совесть, и мы упали в ножки соседнему району, их следователи милостиво согласились прикрыть нас, если вдруг нашу территорию зальет кровью.
Доктор Стеценко тоже в один день решил свои проблемы с работой и даже получил приличные отпускные. Лена Горчакова так страстно захотела в эту поездку, что никакие начальники ее не остановили бы. Правда, ее никто и не останавливал. Так что обе наши пары в рекордные сроки собрали чемоданы.
Однако, подсчитав после покупки авиабилетов наши авуары, и мы с Сашкой, и Горчаковы пригорюнились: на аренду виллы, конечно, хватало, но тогда — никакого шопинга. Можно, конечно, прикинуться духовными натурами, для которых главное — красоты Средиземноморья, а не лавки с барахлом. Но чего греха таить — хотелось и по лавкам с барахлом пройтись, тем более что в родном городе это счастье не так часто выпадало. Даже не столько из-за отсутствия денег, сколько из-за сумасшедшего ритма следовательского бытия.
Собрали большой совет у нас дома. Стеценко наметал на стол, зная, что Горчакову на сытый желудок лучше думается. Умяв свою порцию съестного, потом порцию жены, потом мою (Саша свою пайку отдал ему сразу и добровольно, и она была отложена на сладкое) и почесав в затылке, Горчаков раздумчиво сказал:
— Есть вариант. Там, на вилле, три спальни. Так что надо взять еще одну пару. Тогда наши расходы на аренду сократятся почти наполовину.
— И где же, интересно, взять эту пару? — Лена Горчакова посмотрела на него голодными глазами.
Мы призадумались. Хотелось отдохнуть в тесной компании старых друзей, чтобы никто никому не действовал на нервы и все реакции были предсказуемыми в хорошем смысле. Вырвав из лап жизни две недели отдыха, мы должны были подойти к выбору компаньонов столь же ответственно, как подходят к отбору космонавтов или участников кругосветного путешествия на бамбуковом плоту: с учетом всех нюансов, всех психологических особенностей, темпераментов, и даже культурного и интеллектуального уровня потенциальных обитателей виллы «Драцена» на горе Монт-Борон в Ницце.
Именно и этот момент позвонила моя подружка Регина.
— Ну, это надолго, — заметил мои многоопытный муж, н они с Горчаковым удалились посплетничать на лестницу под предлогом того, что некурящий Лешка вдруг решил выкурить сигаретку. Небось пошли нам кости перемывать. Лена листала свежий глянцевый журнальчик, а я покорно пристроила к уху трубку.
Регина не терпящим возражений тоном потребовала, чтобы я завтра же вечером явилась к ней на работу. Она трудилась теперь косметологом в дорогом салоне, недалеко от ее дома, и мы часто совмещали приятное с полезным — я получала по знакомству всякие модные «тритменты» с существенной скидкой, а она — благодарного слушателя, положив мне на лицо какую-нибудь липкую маску таким образом, чтобы я лишена была возможности открывать рот и, соответственно, высказывать критические замечания насчет ее образа жизни.
— Сто лет не была, — строго выговорила она мне по телефону, — заросла, небось, по уши омертвевшими клетками. Надо пилинг делать, и чисточку бы не вредно, но в другой раз. А у меня новые препаратики, практически заменяют мезотерапию. Даже из таких, как ты, можно человека сделать, ненадолго. Короче, приходи. Заодно и потрындим.
Я поняла, что ей срочно нужно поплакаться, а процесс зарастания меня омертвевшими клетками никак не связан с этим приглашением. И следующим вечером, сняв мундир, уже лежала на столе в ее небольшом претенциозном кабинетике. Был полумрак, под потолком тихо играла расслабляющая восточная музыка, но меня не обманешь: сейчас Регина намажет мне на физиономию супер-крем и начнет жаловаться на жизнь, полностью заглушая этот однообразный усыпляющий перезвон нежных колокольчиков. Один раз она так распалилась, живописуя приключения своею неверного плейбоя, что чуть не уронила меня с косметического постамента. Я-то, беспомощная, с ватными дисками на глазах, пропитанными омолаживающим эликсиром, не уловила опасности и только в последний момент чудом уцепилась за Регину.