Из Ниццы с любовью

Топильская Елена Валентиновна

— Але, мадам, — попробовал было воззвать к Регине Лешка, но она перебила его томным:

— Между прочим, мадмуазель.

— Але, мадмуазель, — поправился Горчаков. — Тебе не жирно ли занимать столько площади? Вон там спаленка поскромнее, как раз для одиноких. И постелька там поуже, не будет скорбных мыслей…

Регина смерила нахала таким взглядом, что он поперхнулся и молча понес семейный багаж в ту самую спальню, где кровать была поуже. Лена, оценив неравенство сил, безмолвно направилась за ним.

Доставшаяся нам с Сашкой спальня была, конечно, не такой очаровательной, обстановка там была попроще, никаких розочек и завитушек, кровать — простая деревянная, на окне вместо кремовой вуали суровые синие жалюзи… Но сине-белые стены и постельное белье в тон не давали забыть о плещущих

совсем рядом волнах с белыми барашками, в окно стучала подвяленным на южном солнце фруктом ветка апельсинового дерева, и запершись на полчаса в нашем скромном будуаре, мы с Сашкой ничуть не пожалели, что у нас не самая большая кровать на вилле.

3

Ужинать решили в Ницце. Экономная Ленка, правда, предлагала соорудить ужин на вилле и даже обещала справиться сама, никого не напрягать, к тому же и выпить имелось — подаренная хозяином бутылка шампанского, но не столь экономное большинство настояло на выходе в свет. Все-таки день приезда, и не куда-нибудь, а на Лазурный берег, и это надо отметить.

Горчаков и Стеценко в один голос заорали, что одной бутылки сладкой водички на всех не хватит, что это издевательство, и что ужин в честь прибытия во Францию они намерены запивать настоящим французским коньяком. Регина в унисон с ними выступила за ужин в ресторане, объявив, что ее наряды надо выгуливать. Конечно, она и тут, на вилле будет переодеваться к ужину, но все-таки три чемодана сюда прилетели из Питера не для того, чтобы производить впечатление на нас, грешных.

— У меня сверхзадача: очаровать какого-нибудь местного бомжа, чтобы скоротать остаток жизни в приличном месте, — сообщила Регина, полируя и без того совершенный ноготь.

Лена Горчакова уставилась на нее.

— Тебе? Бомжа?!

Регина вздохнула.

— Вы, конечно, подумали, что я готова рыться в местных помойках, да? Разъясняю: бомж — это, сокращенно, богатый образованный молодой жених.

— Для немолодой невесты, — пробормотал Горчаков, за что незамедлительно получил от Регины турецкой туфлей по башке, упал на мягкий ковер и притворился мертвым.

Правда, лежа на полу, он еще провякал старую шутку про брачное объявление в газете: «Ищу мужа для совместного разведения кроликов» (между прочим, реальный факт).

— Короче, — сказала Регина, поднявшись с диванчика в гостиной, где мы собрались на совещание, и чуть не наступив на Горчакова, он еле успел отползти, — я пошла одеваться. Сегодня, так и быть, поедем на такси, а завтра арендуем машину.

Мы переглянулись. Доходы следователей и экспертов не сравнить с доходами модного косметолога, и наши кошельки аренды автомобиля и разъездов на такси не предусматривали. Но я увидела, как у мужиков загорелись глаза. Поездить по Франции, на хорошем автомобиле… Да плевать на тряпки тыщу раз, я бы тоже не отказалась прокатиться с ветерком. Уже понятно, что надо съездить в Монако, Антиб, Канны, и на такси это выйдет значительно дороже. В качестве компромисса решено было не каждый день шиковать в ресторанах: в конце концов, в нашем распоряжении отлично экипированная кухня, изрядный запас продуктов, протащенных рачительной Горчаковой через границу, и местный супермаркет, где, как обещала реклама, всего за 4 евро можно купить вполне приличное вино.

Когда мы собрались в холле, чтобы отправиться на ужин, сразу стало понятно, что нам с Ленкой за Региной не угнаться. Даже раздраженные Лешка с Александром (поскольку торжественного выхода Регины из ее спальни мы все, давно готовые, томясь, ожидали под купидоном не менее получаса) не смогли сдержать восхищения. Черт побери, как Регине удается, напялив на себя какие-то странные и вызывающие вещи, так стильно смотреться? При этом любая вещь, которая сама по себе выглядит, что называется, too much, например, серебряные босоножки на грубой платформе, с высоченным прозрачным каблуком — в таких только возле шеста вертеться, — на ней становится вовсе не вульгарной, а шикарной и одновременно достойной?

Над серебряными босоножками закручивались нежнейшие шелковые шаровары, на плечи, прикрывая декольтированный до невозможности корсет, наброшена была черная шелковая курточка, простеганная

серебристой нитью, и любая другая женщина в таком прикиде постеснялась бы показаться в приличном обществе. А Регина выглядела — и вела себя — так, будто только что вышла из Букингемского дворца, где была представлена английской королеве, и та ее внешний вид одобрила. Я-то со своим комплексом неполноценности стесняюсь, даже когда одета во вроде бы бесспорные вещи (не без помощи Регины выбранные), а она, я думаю, запросто может пройтись по Невскому в сари или даже в набедренной повязке, или, того круче, в кофточке производства местной трикотажной фабрики, и никто не пикнет, наоборот, проводят ее восторженными взглядами. А зато мне форма идет, решила я про себя, плетясь за нашей звездой; при этом Регина выступала так, будто выходит из собственной, а не арендованной виллы, а мы с Ленкой тащились, будто покидаем провинциальный отдел милиции. Мой муж, замыкающий шествие, словно почувствовал, о чем я думаю, и легонько похлопал меня по лопаткам, распрямляя мою сгорбленную спину. А зато я с мужем приехала, подумала я сразу, но все равно разница во внешности несчастной брошенки Регины, вечно попадающей в лапы бездарных альфонсов, и меня, счастливой замужней женщины, вдобавок успешной в работе, бросалась в глаза — и была точно не в мою пользу.

Лена Горчакова, похоже, терзалась такими же думами, потому что тихо со мной поделилась:

— Выход в свет графини с двумя горничными, водителем и дворецким. Интересно, прислугу-то в ресторан пустят? Или нам на кухне подадут?

Но то ли Ницца привыкла ко всему и принимала в свои радушные объятия субъектов любой внешности и достатка, то ли социальное расслоение внутри нашей группы было не столь очевидным, как нам с Ленкой казалось, в общем, и на Регину, и на нас окружающие обращали ровно столько внимания, сколько нужно, чтобы проявить к нам вежливость, уступив дорогу или показав нужное направление, но не более. Посвежело, вдоль анфилады прибрежных ресторанов уже зажглись фонари; к столикам, стоящим на улице, официанты подтащили газовые горелки, похожие на высоченные серебристые поганки, которые, ровно гудя, обогревали пространство вокруг, и народ стал перебираться со своими бокалами поближе к теплу, не желая пересаживаться в закрытые помещения.

Нам тоже не хотелось упускать ни одного глотка опьяняющего средиземноморского воздуха, и мы пристроились на улице за круглым столиком одного из бесчисленных ресторанчиков напротив Променад дез Англе, название которого я не запомнила. Пройдя мимо первых трех злачных мест, мы убедились, что все это — клоны, со стандартным меню и одинаковой ценовой политикой, так что запоминать названия не было смысла. Наверное, в самом городе, если сойти с набережной и углубиться в загогулины узких старофранцузских улочек, можно найти заведения с самой разнообразной кухней и интерьерами, на все кошельки и вкусы. Но тут, вдоль набережной, похоже, нарочно стирались различия между теми, кто ради чашки кофе и свежего круассана присел на красные стульчики, и теми, кто выбрал синие. Здесь все равны в своем праве неторопливо смаковать воздушный омлет под шелест волн и провожать глазами тех, кто уже выпил свою рюмочку в точно таком же кафе за пятьдесят метров отсюда и теперь прогуливается, наслаждаясь дивным вечером.

Чуть позже мы все-таки нашли у местных ресторанов некоторые отличия, и главное заключалось в том, что не везде тексты в меню оказались нам понятны. Французским в анамнезе мог похвастаться в нашей компании только Сашка, причем он честно предупреждал, что учил язык сто лет назад, в объеме школьной программы, и на выпускных экзаменах сдал на вечное хранение, только мы все надеялись, что он скромничает и вот сейчас нам расскажет подробные описания блюд, а также возьмет на себя переговоры с обслуживающим персоналом. Какое там! Он оказался не способен даже правильно прочитать название деликатеса, не говоря уже о том, чтобы понять, из чего тот сделан. Регина даже вышла из себя и обозвала Сашку Кисой Воробьяниновым: «Месье, же не манж па сис жур…» После того как она выкрикнула это язвительным тоном, да еще и рожу скорчила, вот тут на нее заоборачивались официанты и посетители. Все-таки по-французски здесь, кроме нас, все понимали…