Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Шрифт:
Мы увидели в месье Струве человека 32-35 лет, французского происхождения и, следовательно, говорящего по-французски как парижанин; молодая женщина 25 лет и двое детей составляли его семью. Его приглашение говорило о проявленном нетерпении нас принять. Во всяком случае, когда мы поднялись уйти, он предоставил себя в наше распоряжение. Я отважился поделиться с ним желанием, что возникло, когда пароход проходил мимо пагоды князя Тюменя, - нанести князю визит. Месье Струве ответил, что тут же направит к нему конного калмыка и не сомневается, что князь примет нас и еще сделает этот визит поводом для праздника. Насколько я мог судить обо всем, я путешествовал в стране, где нет ничего невозможного. Тогда
Мы пообедали в шесть часов. Пора было и честь знать. У меня, таким образом, оставалось четыре часа, чтобы обежать город; но так как начальник полиции нас покинул ради поиска матраса, я спросил месье Струве, нет ли у него какого-нибудь молодого русского, знающего город, чтобы нам не блуждать.
– Найдется и получше такового, - сказал он.
– У меня есть молодой француз - якобы сын одного из ваших друзей, во что я даже верю.
Отыскать в Астрахани сына одного из моих друзей, когда спрашиваешь для себя гида, это что-то от феерии.
– А как вы его величаете?
– спросил я.
– Курнан [Cournand], - ответил он.
– А! Ей-богу, это правда!
– воскликнул я, хлопая в ладоши.
Я знал его отца, и - хорошо.
Одно-единственное слово отбросило меня на 30 лет назад, в прошлую мою жизнь; по приезде в Париж, брошенный в придворный императорский мир знакомством с месье Арно и его сыновьями, я был введен ими к мадам Мешен, мадам Реньо де Сен-Жан д'Анжели, мадам Амлен. В их домах мало танцевали, но много играли. Я не играл по двум причинам: первая, не было денег; вторая, не любил игру. Там познакомился с другом моих друзей на десять лет старше меня, который занимался проеданием своего маленького состояния так весело и быстро, как только мог. Проел и исчез. Никто не беспокоился о нем, кроме меня, может быть; я выяснил, что он уехал в Россию, сделался учителем и женился. Вот и все, что мне было известно.
Этот молодой человек - Курнан. Сын был для меня новостью, и я, выходит, его не знал. Он же - имя и репутация мои росли в результате моих трудов - услыхал от отца:
– Дюма? Я его хорошо знаю.
Он запомнил эту реплику, и когда в Астрахани стало известно, что я должен приехать туда на несколько дней, вполне оправданно сказал месье Струве:
– Мой отец хорошо знает Дюма.
Отсюда к месье Струве пришла великолепная идея дать мне в гиды Курнана. Месье Струве послал найти Курнана, дал ему отпуск на восемь дней и приставил его к моей персоне в качестве адъютанта. Должен сказать, что новые функции были приняты нашим молодым компатриотом с большой радостью.
Крупный расцвет Астрахани восходит к сказочным временам, то есть к той поре, когда она стала частью известной Кипчакской империи [280] , так же почти полностью затерянной в глубинах прошлого, как небезызвестная империя Kathay - Катай. Бату-хан [1204 -1255] и Марко Поло [около 1254 - 1324], не были ли они современниками? Татары назвали город Астраханью или Звездой Пустыни, и он был одним из богатейших городов Золотой Орды.
В 1554 году Иван Грозный завладел ханством [281] на Каспийском море, назвал себя царем Казанским и Астраханским.
280
Кипчакская империя - Дешт-и-Кипчак или Половецкая степь, завоеванная ханом Батыем в 1236 году.
281
Астраханское ханство - включено в состав Русского государства в 1556 году.
Сегодня Астрахань больше
Прежде в Астрахани жило некоторое количество индийцев, оставив от общения с калмыцкими женщинами племя метисов, очень активное и самоотверженное в труде и, сказать больше, очень красивое внешне, не унаследовавшее разреза глаз матерей и бронзового цвета лица их отцов. Эти метисы - грузчики, торговцы вразнос, моряки, которых встречаешь повсюду: в порту, на улицах и набережных, с белым колпаком на голове, в такой степени смахивающем на колпак пьеро, что с первого взгляда их можно принять за испанских погонщиков мулов.
Армянин, сохранил в Астрахани свой изначальный типаж таким же чистым, как евреи сохранили свой облик во всех странах мира; армянские женщины, которые выходят только вечером, идут, завернувшись в длинные белые вуали, что в сумерках придает им вид привидений. Восхитительно отороченные вуали подчеркивают ценность оберегаемых форм, что напоминают элегантные линии греческих статуй. Сходство с античными шедеврами удваивается, когда эти живые призраки кокетливо позволяют заглянуть в их лица, чистые и пленительные, соединение греческой и азиатской красоты.
Мощение улиц - роскошь, совершенно неизвестная Астрахани. Жара превращает улицы в пылевую Сахару, дождь - в озеро грязи; в пылающие месяцы лета они пустынны с десяти утра до четырех часов вечера. С четырех до пяти часов дома роятся как пчелиные ульи, открываются магазины, улицы заполняются, люди теснятся на порогах домов, из окон высовываются головы, с любопытством озирающие прохожих - представителей всех азиатских и европейских национальностей, царит вавилонская мешанина всех наречий.
Нас очень пугали астраханскими москитами; к счастью, мы прибыли сюда, когда эти гадостные насекомые, от обилия которых темнеет воздух в августе и сентябре, уже исчезли.
Вода в Астрахани неважная и дефицитная; в Волге она солоновата от контакта с Каспийским морем или, может быть, больше оттого, что река омывает солевые банки между Саратовом и Лебяжинской. Русская власть намеревалась устроить артезианские колодцы, но на 130-метровой глубине бур дал выход не фонтанирующей воде, а водородно-углеродному газу. Неудачу использовали, чтобы по вечерам зажигать огонь. Он очень живо светит до утра. Фонтан стал большим фонарем.
Нам очень расхваливали астраханские арбузы; они здесь - заурядное явление и, хотя превосходны, никто их не ест. Мы проявили доброту их спрашивать, но нам постоянно отказывали в этом продукте, как недостойном нашего внимания. Чтобы попробовать, мы были вынуждены сами его купить. Нам продали арбуз весом семь-восемь фунтов, по четыре су за фунт, и, как иностранцев, обжулили наполовину.