Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
Сетования Жака имели под собой определенные основания, ибо единственная для него возможность покинуть остров — это пересечь водное пространство, отделяющее его от континента. Но, прежде чем придумать, как перебраться на материк, необходимо было временно обустроиться и на том участке суши, куда занесла нашего героя капризная судьба.
В очередной раз придя к безрадостному выводу, Жак заметил вдруг, что к нему подкатил экипаж размером с железнодорожный вагон.
— Джентльмен, наверное, ищет гостиницу? — спросил его возница.
— Да. Не отвезете ли вы меня туда вместе с моим багажом?
— Ол раит!..
Они не без труда взгромоздили на крышу повозки
— С вас один доллар [240] .
— Ах, черт!..
— Вы считаете, что это слишком дорого?
— Нет, я бы с удовольствием дал вам хоть два, если бы… если бы они у меня были.
— Они у вас есть. Вон там, — возница указал на корзину воздушного шара, — лежит бизонья шкура стоимостью двадцать долларов…
240
В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар указывает, что один американский доллар равен пяти франкам сорока двум сантимам.
— И вы хотите получить ее за эту цену?
— Иес! Вот девятнадцать долларов — стоимость шкуры за вычетом доллара, который вы мне должны.
Жак молча положил в карман полученные деньги, равнявшиеся ста двум франкам девяноста восьми сантимам. Затем, сгрузив вместе с возницей монгольфьер и втащив его под навес, француз вошел в гостиницу.
Хозяин, флегматичный, как и все янки, не смог сдержать удивления при виде странного посетителя, горделиво запахнувшего шубу, с которой ручьями стекала вода.
— Комната и еда обойдутся вам в четыре доллара в сутки, — приступил к делу хозяин.
— Согласен, — ответил Жак. — Могу я здесь позавтракать?
— Да, если заплатите вперед.
— Получите, — послушно протянул ему деньги путешественник, а про себя проворчал: «Экая скотина!.. Но, к счастью, перед отлетом у меня появилась блестящая идея запаковать запасы еды в бизонью шкуру, забрав и ее — со всем прочим — у индейцев-атна, благо мне были неведомы при этом ни малейшие угрызения совести. И, как оказалось, не осуществи я этого замысла, в первом встретившемся мне после Якутска городе меня бы ждала голодная смерть… Однако самое время поискать способ, как бы побыстрее покинуть эти мокрые и негостеприимные края, пока я не истратил все до последнего су». — И, движимый этой мыслью, он снова обратился к владельцу гостиницы: — А за получение сведений тоже надо платить заранее?
— Сведения предоставляются бесплатно… А что бы вы хотели узнать? — спросил хозяин, явно смягчившийся при виде долларов.
— Сколько отсюда до материка?
— Около ста миль [241] .
— Есть ли с ним регулярное пароходное сообщение?
— Да, два рейса в неделю.
— Когда отходит ближайший пароход?
— Завтра утром.
— Не подскажете ли мне, где смог бы я найти его капитана?
— Это я.
— Вы?!
— Иес… А что вас так удивляет?
241
Миля — мера длины, равна примерно 1, 6 километра.
— Да нет, ничего. Не возьмете ли вы и меня в качестве пассажира?
— Иес. Проезд до устья реки Ситкин стоит десять долларов. Оплата вперед… при посадке на судно.
— Это я уже понял… Десять так десять… Но должен вам заметить, что
— Для меня все пассажиры равны, ибо каждый платит равную сумму — десять долларов.
— Согласен! Однако все пассажиры плывут на палубе вашего корабля, я же собираюсь находиться над палубой.
— Я вас не понимаю.
— Все очень просто. Согласны ли вы за стоимость билета взять на буксир мой воздушный шар?
Хозяин гостиницы и одновременно капитан подумал немного, затем утвердительно кивнул и даже удостоил улыбкой предложение эксцентричного джентльмена.
— Так мы договорились? И вы уже сегодня позаботитесь о доставке моего шара на пароход?
— Иес. За это с вас еще доллар.
— Не могли бы вы мне также продать три галлона [242] китового жира?
242
Галлон — здесь: мера объема жидкости, равная примерно 4, 5 литра в Англии и 3, 8 — в США. В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар приравнивает галлон 4, 54 литра, то есть придерживается в данном случае английской системы мер и весов.
— Иес, по доллару за галлон… Плата вперед.
— В котором часу вы снимаетесь с якоря?
— Ровно в восемь.
— Отлично! Буду на борту в семь и начну наполнять шар.
— Как угодно. Запомните только, что я никогда никого не жду.
Жак пил и ел за четверых, а после лег спать в настоящую кровать. Он искренне наслаждался комфортабельной гостиницей, вкушая за четыре доллара все блага цивилизации, имевшиеся на острове.
Наутро ровно в семь часов он уже был на набережной и по сходням поднялся на разводившее пары небольшое суденышко. Свой шар он обнаружил на корме вместе со всеми приспособлениями и необходимым запасом топлива.
Жак вынул пробку из большой оплетенной бутыли и при виде выплеснувшейся оттуда жидкости сперва удивился, а потом пришел в ярость. Но так как время поторапливало, он решил оставить все как есть и приступил к необходимым приготовлениям, удивляясь огромному количеству людей, собравшихся на пристани и на молу.
«Странно, — рассуждал он при виде сотен лорнетов [243] , направленных на пароход, — можно подумать, что эти люди разглядывают меня. Кажется, еще вчера никто не обращал на меня внимания. Неужели со вчерашнего дня интерес к моей особе так резко возрос? Впрочем, меня это не касается, мне нужно поскорее уехать. Этот жалкий кораблик качается, не знаю как, несмотря на все его швартовы… на все якоря… Поскорее бы забраться в корзину и подняться в воздух!»
243
Лорнет — складные очки с ручкой.
Палуба между тем быстро заполнялась мужчинами и женщинами самого разного возраста. Публика с любопытством созерцала приготовления к запуску шара, ибо для большинства присутствовавших полет на аэростате был в диковину.
Жак, одурманенный запахом машинного масла, буквально скрючился, пытаясь ослабить действие качки на свой организм, и с тревогой смотрел, как наполняется монгольфьер.
Вскоре под гром аплодисментов и восторженные крики «ура!», прозвучавшие в ужасной, перенятой американцами у англичан бравурной манере, шар, окончательно округлившись, поднялся в воздух.