Из Парижа в Бразилию
Шрифт:
— А что?
— Как вам известно, мы подъезжаем к Иркутску, расположенному на противоположном берегу Ангары. Надо вам сказать, что эта река не похожа на другие: она, быть может, до сих пор не замерзла.
— Но ведь там же есть мост!
— Очень может быть, что теперь его снесло. Придется переезжать на пароме.
— Ни за что! — энергично воскликнул Жак, — Я путешествую сухим путем. Воды я не признаю совсем. Я подожду, пока Ангара замерзнет, и объеду тем временем Байкальское озеро.
Вскоре показалась Ангара и на правом берегу ее город с многочисленными церквами.
Сани мчались правым берегом реки. Ямщик весело покрикивал на лошадей:
— Эй вы, разлюбезные!
По реке шел лед. Громадные, причудливых форм, глыбы его мчались по холодным синим волнам, сверкая, гремя и сталкиваясь между собой.
— Иркутск! — вскричал радостно Жюльен, любуясь городом.
— Ангара свободна ото льда! — печально констатировал Жак, глядя на лед.
— Мост снесло ледоходом! — с оттенком беспокойства заметил Добровольский.
— Ну, так что же? — возразил Жак. — Подождем в таком случае, когда она замерзнет.
— Из всех сибирских рек Ангара удивительно долго не замерзает. Иногда она остается незамерзшею всю зиму, несмотря на ужасные холода.
— Ах, черт возьми! Как же теперь быть?
— Нынешняя зима очень сурова, и я уверен, что река в конце концов замерзнет, но во всяком случае не ранее как через неделю.
— А почему, скажите пожалуйста, эта капризная красавица не подчиняется общему правилу?
— Из-за специфического рельефа местности Ангара вытекает из Байкальского озера, лежащего на высоте пятисот метров над уровнем моря.
— Недурно. Выше озера Титикаки.
— Вследствие этого течение реки необыкновенно стремительно, вот почему воды ее так упорно сопротивляются морозу. Замерзание начинается с нижних слоев и распространяется медленно. В конце концов мороз, конечно, побеждает, но лишь после долгой и упорной борьбы.
— Итак, обычной дорогой нам, я вижу, в Иркутск не попасть.
— Нет, отчего же, если дождаться победы мороза над упрямицею.
— Можно, наконец, доехать до Байкала и переехать на другой берег по льду озера. Как вы думаете, замерзло оно или нет?
— Я уверен, что замерзло.
— А далеко ли до него отсюда?
— Часа четыре езды на санях.
— Так не поспешить ли нам туда, господа, как вы думаете? — предложил Жюльен.
Сани повернули назад и поехали вверх по Ангаре к Байкальскому озеру.
Путники скоро заметили, что двигаются не по дороге, а по снежной целине. Пришлось положиться на опытность ямщика и инстинкт лошадей, увязавших в снегу по грудь. Сани поминутно колыхались, грозя опрокинуться.
По временам попадались крутые холмы, на которые лошади с трудом взбирались, таща за собою нырявшие по ухабам сани. Временами также ямщик требовал, чтобы путники вышли из саней, и один проезжал казавшееся ему слишком опасным место.
Таким образом путешественники с грехом пополам добрались до Байкальских гор, которые тянутся вдоль берега озера от севера к югу.
Вдали уже виднелось озеро, лежавшее неподвижным ледяным зеркалом.
К несчастью, ямщик вдруг зазевался. Лошади спускались под гору и, почувствовав облегчение, неожиданно понесли.
То была головокружительная скорость. Ямщик не в силах был сдержать лошадей.
Грозила неизбежная катастрофа.
— Господа, — спокойно предупредил Добровольский, ничуть не теряя присутствия духа, — мы опрокинемся. Это неизбежно, неотвратимо. Можно только принять меры, чтобы сделать это с наименьшими потерями. Ни за что не цепляйтесь, не пытайтесь выскочить, сидите смирно. Снег мягкий, мы не ушибемся.
Только что он это успел сказать, как Жюльен и Жак почувствовали, что их бросает из стороны в сторону с невероятною силой.
Коренник упал. Сани описали круг и скатились в глубокую рытвину. Ямщик вверх ногами полетел с облучка в снег, успев только крикнуть:
— Господи Иисусе Христе!
Жюльен упал, свернувшись клубком, а Жак растянулся плашмя, носом в снег.
Добровольского швырнуло вперед вслед за ямщиком, и он перелетел через дугу упавшего на колени коренника.
Все трое живо поднялись на ноги, от души хохоча над своим приключением.
Ямщик, кряхтя, вылезал из своей рытвины.
Пристяжные стояли, понуря головы, и спокойно дожидались, что будет дальше. Коренник увяз глубоко в снегу, виднелась только его голова.
Сани скатились в яму, но не перевернулись. Ездоки вылетели из них от толчка.
Добровольский, Жюльен и Жак подошли к лошадям.
— Выпряжем пристяжных, — сказал Добровольский, — пристегнем их как-нибудь постромками позади саней и вытащим сани из ухаба задним ходом.
— Но ведь это будет очень тяжело лошадям.
— Ничего, вывезут.
С большими усилиями, с помощью подоспевшего ямщика, который, наконец, вылез из сугроба, лошадей перепрягли и заставили их вытащить сани. Но этим временем выпряженный из оглоблей коренник, почувствовав себя свободным, вдруг пустился бежать прочь от места происшествия по направлению к озеру.
— Лошадь!.. Моя лошадь!.. — вскричал ямщик.
— Оставь ее; не бежать же за ней, — сказал Добровольский. — Мы и так замерзли. Запрягай парой и вези нас скорее.
— А как же лошадь-то, ваше благородие? — твердил ямщик.
— Говорят тебе, брось ее и запрягай парой.
Лошадей запрягли, выгребли из саней навалившийся в них снег, и продрогшие путники сели, кутаясь в шубы и полости.
На озеро сани въезжали как раз в минуту солнечного заката, когда дневное светило медленно садилось за снежные вершины гор, словно нарисованные на горизонте.