Из Парижа в Бразилию
Шрифт:
Сверху послышался голос Жака:
— Привяжи ремень к, веревке, я спускаю ее тебе. Готово?
— Да. Тащи.
— Хорошо. Привязывай теперь товарища — мы его вытащим.
— Готово. Поднимай.
Жак с помощью appiepo и обоих пеонов — подстраховка в таких случаях не повредит — с необыкновенной силой потянул вверх веревку.
Вслед за метисом скоро и благополучно подняли и Жюльена.
— Господин! Господин! — воскликнул майордомо, бросаясь к ногам своего спасителя, как только тот ступил на твердую землю. — Я бедный дикарь, полунегр, полуиндеец. Мне нечего предложить тебе в благодарность, кроме жизни, которую ты мне спас. Позволь мне следовать за тобой всюду. Я буду твоей вещью, твоим рабом.
— Хорошо, сын мой, оставайся со мной, если хочешь, — отвечал ласково и серьезно Жюльен. — Но только не считай себя обязанным мне сверх меры. Я лишь исполнил свой долг.
–
Путешественники миновали город Таторильяс, расположенный на высоте трех тысяч девятисот метров над уровнем моря.
Вскоре начался спуск с гор. Стала появляться растительность, характерная для южных широт, встречались пальмы, бамбуки, геликонии.
Путники проехали берегом Рио-Химбо, увидав строящуюся ветвь железной дороги до города Ягуаки. Это первая железная дорога в Экуадоре.
На следующий день вечером они уже достигли берегов реки Гуаякиля, вобравшей несколько значительных притоков: Гуаяса, Дуле, Бабагайо, Якуаки и др.
Здесь они остались ждать до следующего утра прибытия парохода, на котором собирались перебраться на другой берег реки, где находился знаменитый экуадорский порт Гуаякиль.
Впрочем, и в этом городе наши друзья рассчитывали пробыть недолго.
Они предполагали лишь завизировать свои паспорта в консульстве, получить свою корреспонденцию и сейчас же ехать дальше.
Поэтому они оставили майордомо, appiepo, пеонов и мулов на небольшом постоялом дворе на берегу реки, а сами сели на пароход, три раза в день перевозящий через реку пассажиров, и благополучно прибыли в город.
Дел у наших друзей, однако, оказалось гораздо больше, чем они предполагали. Все формальности с паспортами были исполнены быстро, но что касается полученной на их имя корреспонденции, то разобраться с нею оказалось не так-то легко.
Ни Жюльен, ни Жак не ожидали такого громадного количества бумаг.
Это был целый ворох накопившихся за несколько месяцев журналов, брошюр и давным-давно посланных визитных карточек.
Целого дня едва хватило на то, чтобы только сориентироваться в этом потоке, а на прочтение всего понадобилась бы еще неделя.
Жак предложил универсальное средство избавиться от такого каторжного труда.
— Меня нисколько не интересует, — заявил он, — что делалось в мире за время нашего путешествия. Поэтому я бы все это просто сжег не читая.
— Ты забываешь, что тут должны быть письма, очень нужные для нас.
— Да, правда, я чуть не забыл о Федоре Ивановиче.
— Вот именно. Тебе очень нравится в Гуаякиле?
— Нравится! Да я просто не чаю, как вырваться отсюда, хотя и двух часов не прошло, как мы здесь. Меня невыносимо раздражает здешняя сутолока.
— Хорошо, сделаем вот как. Запакуем всю эту груду бумаг в тюки, сядем на пароход и переедем на тот берег, где мы оставили наших людей и мулов, раскинем там палатку и проведем денек-другой в тиши полей, вдали от шумного света.
— О, это прекрасно! Так поспешим!
К вечеру все было готово, и в тот же вечер оба друга, комфортабельно расположившись в своей палатке, «разбирались в хламе» (по выражению Жака) при свете двух свечек, привезенных из Гуаякиля ad hoc {Для этой цели (лат.) }.
У Жака с первого же раза оказалась очень счастливая рука.
Порывшись с четверть часа в одной из кип, он вытащил два конверта, связанных вместе тоненькой бечевкой. На обоих стоял ричфильдский штемпель.
— Из Ричфильда! — вскричал он, делая причудливое и очень игривое антраша между разбросанных кип. — Это от Федора Ивановича! Я зцаю по почерку!
— Браво! До остального нам, значит, нет никакого дела.
— А другое письмо от кого?
— Ей-богу, никак не пойму. Что за странная каллиграфия! Вот так буквы!
— Перро! Да это от Перро! — вскричал Жак, разломав печать. — Бедный Перро — это он самолично «берет перо в руку…»
— Читай скорее, полно тебе.
Жак, большой любитель комфорта, поудобнее расположился среди раскиданных бумаг и принялся за чтение.
«Дорогой господин де Кленэ, дорогой господин Арно.
Не без большого колебания я беру перо в руку, желая описать вам подробно все наши приключения.
Господин Лопатин уже описал вам все, что может быть вам интересно, и, разумеется, я не смею соперничать с таким искусным рассказчиком: ведь вы сами изволите знать, какой он оратор.
Но господин Лопатин сказал, что если я еще и от себя напишу вам несколько строк, то это доставит вам большое удовольствие.
Скажу я вам, во-первых, что все мы втроем уже больше не служим в меховой компании. И вы не думайте, что самовольно — нет, нам разрешил сам мистер Андерсон, начальник фактории Нулато.
Золота у нас добывается — пропасть.
Мы очень рады за господина Лопатина. Это поправит его состояние, и он будет по-прежнему богат.
Надо вам, кстати, сказать, что мы никак не могли с ним сговориться насчет нашего жалованья.
Он вздумал нам предложить такое жалованье, какое постыдился бы взять себе даже комендант форта Нулато: до того оно велико.
Я, разумеется, наотрез отказался.
Тогда хозяин (вот какой он упрямый!) выдумал сделать нас дольщиками в своем предприятии.