Из Ро?ссии с любовью
Шрифт:
— А вы этому поможете, — согласно покивала я.
— Мы поможем, — закончил разговор управляющий.
Проводив меня к выходу в сторону Детской башни, шевалье ушёл по своим делам, а я собралась было выйти во двор, но меня остановила мадам Полли. Она выглянула в коридор, всплеснула руками и отчитала так же, как это часто делала бабуля, поймав меня на выходе без шапки или в незастёгнутом пальто.
— Вот куда вы, мадемуазель, собрались в одном платье? Ни накидки, ни шляпки не надев. Не смотрите, что солнечно. Стены ещё не прогрелись, да и ветер с гор, бывает, налетит холодный —
Кухарка сунула мне в руку объёмный кусок ткани и, не дожидаясь благодарности, удалилась.
Шаль? Этот плед она называет шалью?! Квадрат полтора на полтора метра явно соткан из шерсти местных коз, украшен кистями и вышит яркими розами. Мягкая ткань ласкала ладоньи даже на вид была тёплой. Набросив это произведение народного творчества на плечи и пообещав себе при случае купить такую же, я вышла во двор.
После сумрачного коридора солнечные лучи, отражённые от светлых стен, слегка ослепили. И я не сразу заметила сидящую на лавочке Авдотью и играющих в мяч девочек. И вот чего они в тесном дворе тусуются? Есть же здесь какой-то сад. Прогулка была бы приятнее и эстетичнее. Именно с этим вопросом я и подошла к няньке.
— Сад? Конечно, есть. Инес, покажи мадемуазель Марии наш садик, — позвала она виконтессу.
Девочка вприпрыжку подбежала ко мне, взяла за руку и повела в проход между зданиями. Буквально за углом башни располагался уютный зелёный уголок. Одну из стен плотным ковром оплетал плющ, вдоль другой распускали первые листики кусты роз. В центре — многоярусная конструкция непонятного предназначения.
— Инес, что это? — обошла я по кругу сооружение, напоминавшее сервировочную этажерку для фруктов.
— Это для птиц, мадемуазель, — охотно ответила виконтесса. — Видите, — она показала на верхний ярус под крышей, — здесь зимой мы насыпаем крошки и семечки, чтобы несчастные птички не остались голодными. Сюда, — детский пальчик скользнул по бортику широкого блюда, — летом каждый день наливаем свежую воду. И птички прилетают попить и искупаться. Они так смешно барахтаются, разбрызгивая воду во все стороны. Вы обязательно должны будете это увидеть, мадемуазель. А здесь мы высаживаем цветы…
О цветах Инес рассказать не успела. Из прохода, по которому мы пришли, раздался громкий плач Авелин. Одной рукой схватив девочку за руку, второй я подхватила длинные юбки и бросилась назад.
Младшая виконтесса, стоя у распахнутой двери, ведущей незнамо куда, самозабвенно ревела. Авдотья квохтала рядом, уговаривая девочку не то успокоиться, не то забыть причину расстройства.
— Что случилось? — едва дыша, спросила я. Всё же в длинных многослойных юбках бегать несподручно.
— Мячик! — захлёбывалась плачем Авелин. — Божечки с боженятками, мой мячик!
Что?! Эту дурацкую присказку няньки уже и дети повторяют? Нет чтобы хорошее в пример взяли, а то мусор словесный. Мне хватит того, что Гильома придётся отучать пожимать плечами, так ещё и это. Интересно, что за сюрприз Инес приготовила?
— Авелин, — я присела рядом с девочкой, — объясни, что случилось с твоим мячиком?
— Та чегось объяснять-то… В подвал он закатился и по ступеням вниз… Ну и вот, — вмешалась в разговор Авдотья. — Я б сходила, но колени… А дитё плачет.
Девочка, прислушиваясь к разговору, реветь перестала и только всхлипывала, размазывая по мордашке слёзы и сопли. Я достала из сумочки чистый платок и помогла виконтессе вернуть красоту. Интересно, почему нянька этого не сделала?
— Не плачь. Я сейчас спущусь в подвал и найду твой мячик, — пообещала я младшей виконтессе. — А вы ступайте к себе. У тебя уже ручки холодные. Авдотья Семёновна, отведите девочек наверх. Я сейчас тоже приду.
Нянька что-то пробурчала, но я не вслушивалась. Поправила шаль и шагнула в открытую дверь подвала.
Темно.
Сделала шаг в сторону, чтобы не заслонять солнечный свет и увидеть, где этот злосчастный мяч. Площадка за дверью хоть и немаленькая, но завалена всяким хламом так, что остался лишь узкий проход к лестнице. Ну и как я искать в темноте буду?
Хотелось вернуться, но, вспомнив зарёванную мордашку Авелин, начала спускаться, придерживаясь рукой за стену.
Ступени были страсть как неудобны — два шага, спуск, ещё два шага и спуск. К тому же подол в ногах путается. Эх, джинсы бы сюда и кроссовки мои старенькие, разношенные. Мигом бы спустилась и быстро вернулась.
Пора уже к работе приступать — детей обучать, а я всё не соберусь никак. Брожу по замку как тень отца Гамлета. Вот сейчас выберусь и сяду учебный план писать.
Громкий звук захлопнувшейся двери за спиной, что эхом разнёсся по подвалу, и резко обрушившаяся полная темнота прервали мои мысли.
Это ветер так со мной пошутил? Или нет?…
Замерев на ступеньке, я поёжилась от неприятных ощущений. Как-то разом похолодало, и я плотнее закуталась в шаль, мысленно поблагодарив доброту Полли. Медленно, чтобы не оступиться, развернулась и пошла наверх.
Постепенно, привыкнув к темноте, увидела, что полотно двери неплотно прилегает к проёму и в эти щели струится свет. И пусть освещения тонких лучиков не хватает даже пальцы на вытянутой руке рассмотреть, но настроение они поднимают. И отгоняют страх того, что следом, из глубины подвала, будто кто-то за мной крадётся. Б-р-р-р…
Даже если бы ветер и смог захлопнуть тяжёлую дверь, но вот щеколду задвинуть ему точно не удалось бы. Потолкав дверь плечиком, постучав в неё пяткой, даже покричав немного, зовя на помощь, я поняла, что сию секунду меня не освободят. Ощупью нашла какой-то ящик и присела на него, экономя силы.
Итак, что я имею? Необоснованную вражду няньки Авдотьи. Похоже, пошла тётка протоптанной тропой войны — решила выжить меня из замка, как раньше делала с учителями. И этот подвал как предупреждение. Спасибо, что в спину не толкнула…
А ещё странный, иррациональный страх. Вот глупость же! Никогда темноты не боялась и клаустрофобии за собой не замечала. Тогда почему даже голову боюсь повернуть в сторону ступеней и не отвожу взгляда от тонкого лучика света? И ещё напряжённо прислушиваюсь: не зашуршит ли там часом кто.