Из школы на фронт. Нас ждал огонь смертельный…

Окуджава Булат Шалвович

Разговоры

Это, наверное, первая ночь, когда мы спим нормально. Мы лежим на полу

покинутой хаты. Лежим на шинелях. Укрываться нельзя. Жара. Шонгин натопил печь. Нас набилось в хате с избытком. Только летает медленно и однообразно красный светлячок шонгинской самокрутки.

– Дай закурить, Шонгин, – просит Сашка Золотарев.

Шонгин молчит. Летает красный светлячок.

– Дай закурить, Шонгин, – прошу я. Мы ведем игру неторопливо, привычно.

– Да он спит, – говорит Коля Гринченко.

Красный светлячок жалко и неподвижно повисает в воздухе. Я вглядываюсь в темень и словно вижу стиснутые губы Шонгина и открытые мигающие глаза.

– Курить хочется, – говорит Сашка, – разбудить его, что ли?

– Не буди, – говорит

Коля, – пусть человек поспит. Сам возьми, сколько тебе надо.

– Табак у него в противогазной сумке лежит, – говорю я.

– Я вам возьму, – говорит Шонгин, – я сам насыплю.

– Ну вот, человека разбудили, – говорит Коля.

Слышно, как кряхтит Шонгин.

Мы лежим и старательно затягиваемся горьким дымом самокрутки.

Тишина. Потом кто-то говорит из темноты:

– Хорошо б сюда Нина пришла бы. Мы бы с ней беседу провели.

Сашка Золотарев смеется.

– А я толстых люблю, – говорит он, – и чтобы выше меня.

– У Нинки муж есть, – говорю я.

Сашка смеется:

– У меня тоже жена есть. Может, Нинкин-то сейчас у моей оладьи ест.

– Война, – говорит Коля, – все перемешалось. А потом, если любовь, так ведь тут не прикажешь…

Конец ознакомительного фрагмента.