Из шпаны – в паханы
Шрифт:
– Не стрелять! – гаркнул сверху Камаев. – Живым его брать!
Реакция чекиста, державшего Резо на прицеле, оказалась молниеносной. Он коротко, без замаха, ударил жигана рукояткой в скулу. Затем впечатал ее в солнечное сплетение противника. Резо покачнулся, но удержал равновесие. Воздух со вистом вырвался из его легких.
Чекист ударил его еще раз. И снова в лицо. Из разбитого носа брызнула кровь.
Затем второй чекист стукнул грузина рукояткой промеж лопаток. Резо упал на колени.
Из-за угла появилось трое красноармейцев. Один из них был без головного убора. Резо узнал в нем того парня, которого он опрокинул в гостиничном холле.
Жигану с хрустом завернули обе руки за спину, а через пару минут перед задержанным предстал Камаев. Виктор Назарович держал револьвер дулом вниз.
– Того, что был в ресторане, взяли? – обратился он к красноармейцам.
– Нет. Вы не сказали, товарищ Камаев, и мы... Мы убили его.
– А кто скрылся на автомобиле?
– Какой-то парень в одной рубахе выпрыгнул из этого же окна, – красноармеец задрал голову вверх. – Он был вооружен.
Камаев хмуро посмотрел на Резо. Цепко ощупал взглядом восточного типа лицо с разбитым кровоточащим носом.
– Это был Рекрут?
Грузин не ответил.
Камаев убрал револьвер в карман кожаной куртки.
– Резо Зурабишвили, я так полагаю?
И вновь вопрос чекиста остался без ответа.
Москва. Данилов проулок в Марьиной роще
– Здесь.
Митяй подался вперед и тронул возницу за плечо. Лошади стали, нервно фыркая. Бурый первым спрыгнул с подножки. Ветер трепал его сваленные каштановые волосы на непокрытой голове. Мелкие бисеринки снега слегка припорошили макушку. Бурый смахнул их быстрым движением руки.
Митяй расплатился с извозчиком и отпустил коляску. Сдвинул на затылок белую широкополую шляпу. Лицо одного из авторитетных столичных «иванов» было мрачным и сосредоточенным. За все время пути до Данилова проулка Митяй не проронил ни единого слова. А ведь Бурый видел, что тому явно есть что сказать. Потому и спланировал эту встречу на мало кому известной малине в Марьиной роще.
– Архангел уже здесь, – Бурый неспешно раскурил папиросу, прикрывая ладонью пляшущий огонек.
Митяй не ответил. Он и сам успел заприметить низкорослого щупленького паренька в длиннополом тулупе, маячившего на фоне освещенного окна. Кличка этого пацаненка была Митяю неизвестна, но он не хуже других знал, что именно его в качестве «стремного» повсюду таскал за собой Архангел.
В соседнем дворе залаяла собака. Где-то в отдалении хлопнуло несколько одиночных выстрелов. В Марьиной роще чекисты проводили облавы довольно часто. Равно, как и на Хитровке. Вот только, по счастью для уркаганов, они не носили той масштабности, с какой вели те же самые облавы полицейские при царской России.
Бурый, а за ним и Митяй поднялись на покосившееся крылечко. Протяжно скрипнула верхняя ступенька. Бурый распахнул дверь: свет в сенях не горел. Мужчины прошли дальше и оказались в просторной светлой комнатке с тремя расположенными по периметру топчанами и двумя массивными дубовыми столами прямо в центре. Скрытый во мраке коридорчик вел в смежные комнаты. Оттуда до слуха Митяя донесся заливистый женский смех. Уркаган неспешно снял шляпу, а затем тем же размеренным жестом стянул с рук перчатки. Бросил все это на один из столов.
– По какому поводу сход, Митяй? – сидящий на дальнем топчане мужчина лет сорока слегка переменил позу и пыхнул зажатой в зубах папиросой. – Да еще с такими предосторожностями? Что-то ты темнишь, ей-богу! В чем дело?
Митяй подсел к столу. Рядом с ним разместился и Бурый. Ему тоже было интересно, о чем пойдет речь. Поведение Митяя выглядело в высшей мере странным.
В темном коридорчике заколыхалось пламя свечи, а затем в комнату вошел Архангел. Прищурился от яркого света. На нем были брюки и расстегнутая до пупа белая рубаха.
– Я слышал, как вы подъехали, – Архангел задул свечу.
– Пацаненок сигнализировал? – усмехнулся Бурый.
– И он тоже. Так что за тема, Митяй? Колись, в натуре.
Митяй метнул взгляд в сторону топчана.
– Иди к нам, Жук. Или мне тебе через всю комнату кричать?
– А чего мне кричать? – мужчина, все так же сжимая папиросу зубами, неохотно поднялся на ноги. – Я, чай, не глухой пока. – Но к общему столу он все же подсел. Три пары глаз выжидательно уставились на Митяя.
– Слышали о том, что произошло вчера на Лососинке? – издалека начал «иван». – Жиганы вырезали малину у Колтуна. Всех подчистую. Домра погиб, Князь... Я слышал, сам Рекрут участвовал в этом налете. Больше всех народу именно он и положил...
– Ну и что? – вскинулся Жук. – Война есть война, Митяй. Без жертв тут не обойдется. Жиганские налеты на наши малины становятся все чаще, но и мы в долгу не остаемся. Верно? Лично я со своими ребятами вчера вечером прошерстил два гнездышка на отшибе Хитрова рынка. Жиганов десять удавили, а то и больше. И в Шалипинском переулке хорошо получилось. И в трактире у Якова намедни. Их потери там были куда существеннее наших... Рекрута мы пока достать не можем – это факт. Но всему свое время. Достанем и его, родимого.
– Не достанем, – Митяй тяжело покачал головой. – Рекрут – заговоренный. Помяните мое слово. Его ни пули чекистские, ни перья наши не берут. Облава в «Эдельвейсе» – тому подтверждение. Сколько народу полегло, а Рекрут-то ушел целым и невредимым. А почему, спрашивается?
– Почему? – не удержался Бурый.
Он уже начинал догадываться, к чему клонит Митяй. Понимал это и молчаливо сидящий напротив Архангел. Рано или поздно это должно было случиться. И Бурый почему-то был уверен, что инициатива пойдет именно от Митяя. Он всегда считался самым гибким из их кодлы. По мнению многих, именно Митяю, а не Графину надлежало держать систему в руках.
– Я ведь сказал уже – заговоренный он.
– И что же ты предлагаешь? – Жук раздавил папиросу в пепельнице.
– Разговаривать с Рекрутом надо, – Митяй вскинул голову, готовый в любой момент дать отпор несогласному с его решением оппоненту. – Компромисс нужно искать, как говорится. А действия Графина до добра нас не доведут. Вы думаете, кто капнул чекистам, что Рекрут в «Эдельвейсе» остановился? Графин и капнул. Зуб даю. А что для нашего дела лучше: с жиганами мировую подписать или с ЧК якшаться?