Из штрафников в разведку
Шрифт:
Миронов без единого всплеска медленно вошел в черную с редкими отблесками воду и мысленно крепко обругал установившуюся в эти дни погоду: «Зараза, холодно-то как! Лето, мать его… Аж сердце заходится! Только бы вернуться – сразу добрых полстакана из фляжки хлебну, а то так и воспаление недолго подхватить. Так, дно из-под ног ушло – плывем потихоньку… Только бы не шумнуть ненароком – тот гад наверху сразу тревогу поднимет, и тогда нам точно конец! Тихо, Леша, тихо…»
Подъем наверх, к настилу, занял довольно много времени – мокрая одежда затрудняла, сковывала движения, подошвы сапог соскальзывали, да и шаги часового раз за разом заставляли останавливаться и затихать, прижимаясь к очередной балке.
«Так, вот и настил, а вот и наши ящички… Ай да Усман, молодец, змей узбекский, – все точно рассчитал-прикинул! Так и есть: тоже два ящика и место то же самое – в точке стыка опоры и пролета. Смотрим-щупаем… Ага, вот и провода подведены! Теперь мы их аккуратненько кусачками – и раз, и два! Готово. Теперь делаем красиво: чтоб ни одна падла не разглядела, что тут кто-то поработал… Молодец, товарищ лейтенант! А теперь назад – это, пожалуй, даже потруднее будет, но мы будем стараться… Что-то часовой затих… Где эта сволочь?»
В ответ на мысленный вопрос Миронова совсем рядом вдруг раздалось едва уловимое шуршанье, и тут же в глаза Алексею ударил слепящий свет мощного фонаря.
– Ком! – голос немца прозвучал не очень громко, но уверенно. Свет фонарика слепил и мешал разглядеть неведомо откуда вынырнувшего часового, но Алексей, щурясь и моргая, ничуть не сомневался, что тупое рыльце автомата сейчас смотрит точно на него, а палец фрица настороженно подрагивает на спусковом крючке.
«Су-у-ука, и откуда же ты взялся, а?! – мысленно взвыл Миронов, прекрасно понимая, что абсолютно ничего сделать он сейчас не сможет: руки заняты, он распластан на перекрестье балок и представляет собой просто глупую лягушку, которая не в состоянии оказать никакого сопротивления. – Настил! Несколько досок, положенных вдоль моста сбоку и ниже перил – как же я сразу-то не понял! С него они взрывчатку сюда затаскивали, а теперь по нему часовой к тебе и подкрался… Ударить ногой не получится – не дотянусь. Ни нож, ни пистолет он достать не позволит – если дернусь, сразу очередью прошьет. Как я мог проворонить, как мог не услышать?! Убить тебя, идиота такого, мало! Что делать-то, а? «Ком!» – это он к себе подзывает. Ну что, надо к нему перебираться, а как поближе подберусь, я этому хряку шею и сверну! Все, Леха, спокойно, только не суетись – сейчас все сделаем в лучшем виде. Только бы Усман не шумнул и себя не выдал…»
Хайдаров себя ничем не выдал – понимал, что любое его действие может только навредить попавшему в ловушку лейтенанту. Зато немец оказался осторожным и рисковать не решился: пока Алексей, старательно изображая испуг и покорность, перебирался по балкам, с каждым движением сокращая дистанцию, часовой вдруг выдал пронзительно заверещавшую трель сигнального свистка. Не прошло и нескольких секунд, как в ответ на тревожный сигнал часового в караульном домике хлопнула дверь и послышались приглушенные голоса и команды – что за всем этим последует, сомневаться и гадать не приходилось. Сейчас их всех или возьмут тепленькими, или просто без затей перестреляют…
Над головой раздался еще какой-то шум, и гулко ударила автоматная очередь. Миронов недоуменно вскинул брови – луч фонаря дернулся, и немец, отброшенный неведомой силой, откинулся назад и через мгновение исчез. Тут же раздался тяжелый всплеск – тело упало в реку.
– Лейтенант, уходите!!! Я их придержу!! – на мосту громыхнула еще пара коротких автоматных очередей и тут же шарахнула граната.
Гришка, черт! Все-таки вылез, не утерпел… Куда уходить?! Шкуры свои спасать? А тебя бросить?! Нет, Нечипорук, так не пойдет! Сейчас, Гриша, мы сейчас – ты только полминутки продержись!
За половину минуты можно пробежать метров двести, можно без спешки прикурить сигарету, можно… Многое можно сделать за тридцать секунд в обычной жизни. В скоротечном же ближнем бою с превосходящими силами противника, да еще и на открытой местности, за полминуты можно разве что пять раз погибнуть. Или совершить подвиг. Красноармеец Нечипорук, пытаясь спасти товарищей, погиб один раз – очередь из крупнокалиберного пулемета буквально разорвала тело разведчика на куски. Расчет зенитного пулемета, подбежавший на помощь караульным, действовал быстро и слаженно…
Алексей, к тому времени уже успевший выбраться на мостки, с которых только что грохнулся в реку часовой, своими глазами видел, как Гриша, припав на колено, выпустил по фрицам свою последнюю очередь. Лешка выхватил пистолет и несколько раз выстрелил по неясно мельтешащим теням, понимая, что пистолет – ничто против винтовок, автоматов и уж тем более против пулемета. Попал, нет ли – сейчас Миронову было все равно. Все едино конец, все провалено – так уж лучше погибнуть вместе с ребятами в бою, чем…
Хайдаров тоже стрелял – узбек вскарабкался по берегу и залег на въезде на мост. Лешка, пригибаясь, пробежал по мосткам и с маху прыгнул в воду – сейчас единственно приемлемым и разумным вариантом был отход. Не трусливое бегство, а именно отход! Надо хватать за шкирку Усмана и попытаться добраться до своей скрытой лежки – там автоматы, там вещмешки с боезапасом. Можно будет еще чуток подергаться!
Задыхаясь, Миронов подгреб к берегу – еще чуть-чуть, и он доберется до Хайдарова. Жив узбек, молодец! Сейчас, Усман, сейчас! Может, еще и повоюем… Если, конечно, сейчас фрицы их не сотрут в пыль еще очередью-другой из своего крупнокалиберного!
Последнее, что успел увидеть Алексей, был огненно-черный взрыв гранаты в метре от места, где пытался укрыться от пуль Хайдаров. Тут же в голове полыхнуло ослепительной вспышкой, и мир попросту исчез в безмолвной черноте…
Глава 30. Июнь 1944 года. Проклятый мост
…Отрывистый собачий лай становился все слышнее и отчетливее. Не угомонятся, сволочи, пока не найдут и не затравят – «Ordnung muss sein!».
Алексей привалился плечом к глинистому откосу, подмытому течением, и вскинул взгляд наверх: где-то там, казалось, совсем уже близко, скрытые нависшим козырьком берега, лаяли поисковые собаки – немцы обшаривали окрестности. Знают, гады, что один все-таки от моста ушел.
Лешка тяжело перевел дух и торопливо вытащил из-за пазухи «лимонку». Крепко обхватил грязными пальцами ребристый корпус, прижимая скобу, с отстраненной сосредоточенностью разогнул усики и выдернул кольцо с предохранительной чекой. Прижал руку с гранатой к груди и чуть запрокинул голову, подставляя лицо крупным холодным каплям дождя.
«Хрен вам, суки, а не плен… Давайте, берите! Вот и все… – подумалось устало. – Жаль только, что подыхать приходится в грязи…» Не было у него сейчас ни мыслей, ни страха, ни сожаления. Ничего не было, лишь апатия, опустошенность и тоска – серая и бесконечная, как унылый осенний дождь…