Из смерти в жизнь… Всегда по одну сторону баррикад
Шрифт:
Но бандиты были уже заведённые, пребывали в эйфории. Они нашли в одном из помещений алкоголь, и некоторые из них через какое-то время были уже пьяными. Стали кого-то резать и вывешивать кровавые полотенца. В результате была дана команда снайперу, и «Резерв» начал штурм. Снайпер бандита, который держал женщину, ликвидировал выстрелом точно в переносицу.
Штурм начали двумя группами – через окно и через дверь. Зацепили решётку «Уралом», дёрнули – обрыв троса… Зацепили опять, дёрнули – снова обрыв троса. Решётка оказалась слишком крепкая. Вырвали только с третьего раза. Штурмовая группа наконец-то вошла в окно. Когда дёргали решётку, Логинов из КС-23 (карабин специальный калибра 23 мм. – Ред.) стал отстреливать
Вторая группа стала входить через дверь. Но и там войти быстро не удалось. Бандиты оставили ключ в замке, ещё и загнули его. Наши стали стрелять в замочную скважину. Замку – хоть бы что, но одному из бандитов пуля попала в позвоночник.
Преступники запаниковали. Организатор захвата Перепёлкин, когда понял, что всё кончено, зарезал сначала контролёра, а потом загнал другую заточку в себя. Но загнал очень грамотно, без серьёзных внутренних повреждений. Когда наши увидели двоих с воткнутыми заточками, то сразу не разобрались и стали вытаскивать обоих. И тогда заместитель начальника ГУВД, желая оказать помощь, вытащил заточку из тела контролёра. А этого нельзя делать категорически!
У контролёра обильно пошла кровь, заполнила лёгкое. В результате – остановка сердца… Но это не упрёк кому-то. Ситуация была крайне стрессовая. Контролёр ещё какое-то время был жив. Его вытащили из «Крестов», но позже, уже в машине «скорой», он скончался.
Женщину-контролёра удалось спасти. Бережно понесли к «скорой» второго раненого с заточкой. Думают, что это контролёр. И тут вдруг внезапно понимают, что это не контролёр, а «зэк»! Кто-то крикнул: «Это же Перепёлкин!». Перепёлкина тут же кидают на землю, хватают за ногу и буквально по камням головой волокут в «скорую».
Во время самого штурма меня, как молодого бойца, определили в резерв. Но потом поставили задачу охранять раненых при штурме заключённых в тюремной больнице. Перепёлкин лежал с заточкой, у одного бандита – пуля в позвоночнике, другой со сломанной переносицей, ещё у одного была пробита голова… Я просидел с ранеными бандитами в тюремной больнице всю ночь. Ведь персонал боялся к ним подходить без охраны.
Врачи «зэков» пытались как-то реанимировать. Но сначала один скончался, потом второй скончался… Если я не ошибаюсь, двое или трое из них остались инвалидами.
Из Перепёлкина заточку вытащили, залатали. Жив-здоров. Потом его судили и приговорили к высшей мере. Но тогда уже действовал мораторий на смертную казнь, и он отправился на пожизненное. Раньше бы, конечно, точно расстреляли.
Случаев применения милицией оружия на поражение в 90-е было не так уж много. Я не беру здесь в расчёт участие в контртеррористических операциях на Кавказе – там стрелять приходилось по полной программе. А вот ярчайший случай применения милицией оружия в городе в мирное время произошёл именно 23 февраля 1992 года.
«Матросская тишина»
А ещё через полгода мне пришлось выполнять первое в своей жизни задание государственной важности! После так называемого путча в августе 1991 года членов ГКЧП посадили в изолятор «Матросская тишина». Весь штатный персонал изолятора был выведен за территорию, а в «Матросскую тишину» ввели спецназ. Нам поставили задачу: в случае штурма и попытки освобождения арестантов продержаться двадцать минут до прибытия дополнительных сил дивизии Дзержинского.
Бойцы со всей России, по пять-шесть человек с региона, меняли друг друга каждые два-три месяца. Сводный отряд подчинялся только коменданту изолятора. По всему периметру, у оконных и дверных проёмов, были уложены мешки с песком. Внешне изолятор выглядел устрашающе – ощетинился во все стороны пулемётными и автоматными гнёздами. Насколько это было оправданно, сказать трудно. Информация о попытках прорыва к изолятору приходила постоянно. Но самих попыток так ни разу и не было.
Жили мы в камерах, переоборудованных под общежитие. Только вместо нар поставили армейские кровати, да дверь не закрывалась снаружи. Я тогда впервые близко увидел людей, находившихся на недосягаемых на меня вершинах государственной власти. При других обстоятельствах я не то, что заговорить, приблизиться бы к ним не смог! В изоляторе общение с задержанными не приветствовалось. Люди в ГКЧП в основном были пожилые, часто болели. И было принято решение освободить для них один этаж в госпитале МВД и взять весь этаж под охрану. Я попал в эту группу. В госпитале режим содержания арестантов был существенно мягче. Неудивительно, что болеть они старались почаще.
В госпитале, где перемещение было более свободным, они сами, наверное, соскучившись по обычному человеческому общению, подсаживались к нам вечерами. Слушая наши разговоры, они делились своими переживаниями, мыслями, воспоминаниями.
Такое общение помогло мне сформировать собственное мнение о ГКЧП. Если коротко, то я этих людей преступниками и путчистами не считаю. Хотя как руководители высших органов государственной власти они, конечно же, ответственны за всё тогда происходившее в стране.
Командировка прошла без особых приключений. В феврале 1993 года арестантов выпустили на свободу. Наш сводный отряд распустили. Я вернулся в Питер.
В конце 1993 года командир отряда Виктор Логинов перешёл в только что созданный СОБР РУОПа. Бойцы потянулись за командиром.
СОБР против беспредела
Подразделения СОБР были сформированы в конце 1992 года. Туда пришёл совершенно определённый по складу характера контингент людей. Потому во всех регионах была выбрана похожая тактика и модель поведения. Её в двух словах можно описать так: при задержании – мгновенное тотальное подавление любого сопротивления. Людей в СОБР отбирали физически крепких и выносливых. Очень много было ребят, которые выступали в соревнованиях по различным видам спорта и, особенно, по единоборствам. Это борьба, бокс, бои без правил, тяжёлая атлетика. Но вот что удивительно: много раз сотрудники СОБРа на соревнованиях и даже на тренировках побеждали именитых бойцов! Бывало, что к нам в СОБР заходили бойцы высокого уровня самых разных стилей, разных направлений. Говорят: «Ребята, мы хотим с вами в ринге постоять». Приходили они по разным причинам. Кто-то хотел проверить свой уровень в реальном контакте. Кто-то, наоборот, хотел себя показать, самоутвердиться за наш счёт. Кому-то просто не хватало адреналина. Но на моей памяти непобитым и непобеждённым из чемпионов не уходил никто и никогда. Может, конечно, и были такие случаи. Но я их не помню.
Однозначно сказать, почему так происходило, сложно. Может быть, дело здесь в том, что подготовка бойца СОБРа принципиально отличается от подготовки спортсмена. Спортсмен на тренировках затачивает себя на поединок, фиксированный по времени. Плюс к этому спортсмен прекрасно понимает, что если что-то пойдёт не так, то рефери этот поединок остановит. Спортивный поединок – это совсем не бой насмерть, это всего-навсего спортивное единоборство. И у спортсмена не может быть задачи убить своего соперника. Спортсмен, конечно, понимает, что покалечиться он может – может пропустить сильный удар, может сломать себе что-нибудь. Но в ситуацию мгновенно вмешаются, бой остановят. Он немедленно получит необходимую медицинскую помощь. То есть отсутствует такой важный психологический фактор, как реальная угроза для жизни. А вот если этот фактор появляется, то сразу можно увидеть, как резко меняется психология человека и как повышается готовность участвовать в любых поединках.