Из тьмы
Шрифт:
Там!
– Налево!
– услышал он свой выдох.
– Налево!
Она услышала его и изменила направление, спотыкаясь, поднимаясь по небольшому склону к черному отверстию.
– Внутрь!
– выдохнул он, тяжело дыша.
– Прыгай внутрь - сейчас же!
Она не колебалась. Она нырнула прямо в отверстие. До дна было почти два метра, но ей удалось приземлиться вертикально, и Ушаков наступал ей на пятки.
– Не останавливайся! Продолжай идти!
Пока жива, - подумал он.
– Теперь мы узнаем, достаточно ли это глубоко!
Крыша туннеля была такой низкой, что ему пришлось резко наклониться, чтобы не удариться головой, и она была слабо освещена фонарями,
Проход вел прямо в склон холма, подальше от реки. Его пол был почти ровным, но холм круто возвышался над ним, и от его стен все еще веяло сыростью. Это была канализация, которая когда-то обслуживала маленький город, разрушенный шонгейри, когда они впервые разместили свою базу поблизости. Но насосные станции умерли вместе с городом, которому они служили, и теперь Ушаков нашел им другое применение.
– Держись крепче, дорогая!
– сказал он прильнувшему к нему ребенку и почувствовал, как ее тонкие ручки конвульсивно сжались крепче, когда он отпустил ее, а его высвобожденная рука потянулась вперед, двигаясь по цементной стене.
Его пальцы нашли то, что искали.
– Огонь в дыре!
– закричал он и потянул за шнурок.
У него как раз было время снова обнять перепуганную маленькую девочку, крепко обняв ее и ее брата, когда позади него прогремела цепь взрывов.
Он был ближе к ним, чем ожидал, его замедлила молодая женщина перед ним, и он притянул обоих детей так близко, как только мог, прижимая их к груди, и изогнулся всем телом, чтобы защитить их, когда сотрясение подхватило его в руках ярости.
XXIX
– Итак, мой Стивен. Что ты думаешь?
Бучевски доел салат и сделал большой глоток пива. Его бабушка всегда убеждала его есть овощи, но он все еще был немного ошеломлен тем, каким греховно роскошным на вкус был свежий салат после нескольких недель, проведенных за тем, чтобы воровать все, что он и его люди могли найти.
Что, к сожалению, на самом деле было более или менее тем, о чем его спрашивал Басараб.
– Не знаю, Мирча, - сказал он.
– Я имею в виду, что на самом деле все еще не так много знаю о Румынии. Я учусь, - он ухмыльнулся и покачал головой, - и Элизабет наконец-то вбивает в мой толстый череп хотя бы зачатки румынского, но о том, как отреагируют другие румыны, ты знаешь гораздо больше, чем я.
Затем выражение его лица посерьезнело, и на этот раз его покачивание головой выглядело намного мрачнее, чем в первый раз.
– Боюсь, однако, что единственное, что встает у меня на первый план каждый раз, когда я думаю об этом, - сказал он, - это необходимость защитить то, что у нас есть, от людей, у которых нигде не будет столько, сколько им нужно, чтобы пережить зиму. Я не хочу относиться к этому холодно, но наша главная лояльность должна быть к нашим людям.
– Ты прав, конечно, - согласился Басараб с оттенком грусти, глядя на рукописную записку на столе. Это был первый из нескольких ожидаемых ответов на его собственные письма, и оба, и он, и Бучевски остро осознавали, что дни ускользают.
Эти дни - как и нынешняя ночь за пределами бревенчатой хижины - стали заметно прохладнее, и осенние краски расползались по склонам гор над рекой Арджес и огромной голубой жемчужиной озера Видрару. Озеро находилось менее чем в семидесяти километрах к северу от руин Питешти, разрушенной кинетическим оружием столицы Арджехуде, или графства Арджеш, но оно также находилось в самом сердце заповедника дикой природы, который, как и почти половина всех лесов в Румынии, использовался как водораздел, а не для производства древесины. Эта философия управления объясняла, почему в стране был один из самых больших участков нетронутого леса во всей Европе, а хижина, в которой они сидели, находилась чуть ниже гребня хребта высотой в тысячу четыреста метров, примерно в двух милях к западу от Барахул Видрару, плотины Видрару, также известной как плотина Георгиу-Деж - на южной оконечности огромного озера. От ее входной двери - или, скорее, с крыши, поскольку ему была нужна дополнительная высота, чтобы не попадаться на глаза среди окружающих деревьев, - Бучевски мог видеть весь спуск к озеру при дневном свете. Сам домик был построен лесной службой, а не как часть какой-либо из трех деревень, которые Басараб организовал в свое собственное маленькое королевство, но Бучевски использовал его в качестве пункта прослушивания и наблюдения из-за его возвышенности и расположения.
До сих пор в этой роли в действительности не было необходимости, и он надеялся, что так все и останется.
Несмотря на относительную близость озера Видрару к Питешти, к окрестностям озера направились совсем немногие уцелевшие после уничтожившего город кинетического удара. Там было не так много сельскохозяйственных угодий, чтобы привлечь выживших голодающих, и Бучевски предположил, что горы и густой лес были слишком неприветливы, чтобы понравиться городским жителям. С другой стороны, причины могли быть гораздо проще и мрачнее, чем все это. В конце концов, похоже, выживших в Питешти было не так уж много.
Другим фактором, вероятно, было то, что изначально в этот район вело мало дорог, несмотря на его рекреационный потенциал, а проезжая часть дороги DN-7C проходила по восточному берегу озера. Почти не было лесных троп, ведущих к деревням Басараба, которые были похожи на изолированные воспоминания о другой эпохе, спрятанные среди густых лесов и горных хребтов к западу от водохранилища. Хотя они находились в нескольких милях от озера, просто найти их без гида было бы необычайно трудно, и на самом деле зайти в одну из них было все равно что сесть в машину времени. Фактически, они довольно сильно напомнили Бучевски деревню из мюзикла "Бригадун".
Что не так уж плохо, учитывая обстоятельства, - размышлял он, глядя на свечу на грубом столе между ним и Басарабом и думая о полной темноте, окутавшей хижину, не нарушаемой ничем таким декадентски современным, как лампы накаливания.
– Там находится озеро Видрару с его гидроэлектростанциями, а у этих людей даже нет электричества! Это означает, что от них не идут никакие излучения, которые шонгейри, вероятно, уловили бы.
Жители деревень радушно приняли его, других американцев и попутчиков-румын и - как и предупреждал Басараб - за последние пару месяцев привлекли к работе по подготовке к наступлению зимы. Одна из причин, по которой приготовленный им на ужин салат был таким вкусным, заключалась в знании, что надолго его не хватит. Не похоже было, что этой зимой из Калифорнии или Флориды поступят свежие продукты. Что, скорее, и было сутью обсуждаемого вопроса, когда он дошел до этого.
Черт. Как бы он ни пытался избежать этого, его мозг настаивал на том, чтобы вернуться к предложению Басараба.
Он вздохнул, потягивая пиво, карие глаза прищурились в свете свечей.
– Нравится нам это или нет, мой Стивен, - сказал теперь Басараб, - это необходимо обдумать. И это должно быть решено сейчас, пока все заинтересованные стороны все еще относительно хорошо обеспечены. В то время как мы можем договариваться добросовестно и дружелюбно, без естественной... узости перспективы, скажем так, которую голодающие люди привносят в такие дискуссии.