Из третьего мира – в первый. История Сингапура (1965–2000)

Ю Ли

С окончанием "холодной войны" внешнеполитическая ситуация изменилась. Подобно Японии, Корее пришлось провести либерализацию своего внутреннего рынка, особенно в финансовой сфере. Корейские конгломераты одолжили примерно 150 миллиардов долларов в иностранной валюте для быстрого развития производства в Корее и за рубежом: в Китае, бывших коммунистических странах Восточной Европы, Российской Федерации и среднеазиатских республиках бывшего Советского Союза. Целью этих инвестиций было агрессивное расширение производства с целью захвата рынка, а не получение определенного уровня дохода на вложенный капитал. В конце 1997 года, когда конгломераты оказались неспособными выплатить причитавшиеся проценты по займам, курс корейской валюты, вона, катастрофически понизился. МВФ пришел на помощь Корее. Три недели спустя Ким Дэ Чжун победил на президентских выборах.

Я сказал руководителям конгломератов, что Корея находилась

на распутье. Корейцы не могли продолжать использовать старую парадигму развития, основанную на японской модели, потому что японцы сами зашли с ней в тупик. Корея и Япония теперь являлись частью интегрированной глобальной экономической и финансовой системы и должны были соблюдать правила игры, установленные США и Европейским Сообществом через МВФ, Мировой банк и ВТО. Они должны были стать такими же конкурентоспособными в реализации своих инвестиционных проектов, уделять такое же внимание получению прибыли, как и любая американская или европейская корпорация. Вопрос заключался в том, как восстановить конкурентоспособность экономики, найти выход из той ситуации, в которой они оказались, и повести дело по-новому. Исторически, корейские конгломераты были очень диверсифицированными, теперь же им следовало отбросить все вспомогательные виды деятельности и сосредоточиться на том, что они умели делать лучше всего, сделать это своим основным бизнесом. Кроме того, если корейцы хотели, чтобы их бизнес процветал, им были необходимы управляющие с предпринимательской жилкой.

Руководители конгломератов были удовлетворены моей точкой зрения на то, что кризис был вызван не недостатками конфуцианской культуры, а слабостями корейской системы ведения бизнеса, основанной на неформальных отношениях, и присущим ей недостаточным вниманием к уровню доходности акционерного капитала и прибыльности бизнеса. Все это усугублялось отсутствием открытой, прозрачной системы, одинаковых для всех правил игры и несоблюдением международных стандартов бухгалтерского учета. Гонконг и Сингапур, общества, основанные на конфуцианских ценностях, - успешно пережили финансовый кризис, потому что в обеих странах была принята британская система законодательства, использовались международные стандарты бухгалтерского учета. В этих странах были приняты прозрачные методы ведения бизнеса, проводились открытые тендеры, контракты заключались на одинаковых для всех условиях, а банковские займы давались на рыночных условиях. Корея должна была последовать этому примеру. Корейская практика ведения бизнеса следовала японской, и была основана, в большей степени, на неформальных отношениях, и в меньшей - на формальных правилах и законах. Руководители конгломератов понимали необходимость проведения подобной реструктуризации, но не хотели отказаться от личного контроля над семейными корпоративными империями, которые они создавали на протяжении последних четырех десятилетий, и вручить судьбу компаний управляющим, которые привыкли к тому, что все деловые решения принимались основателями компаний.

После встречи МСС я посетил президента Ким Дэ Чжуна в Голубом Доме. Ему было за 70, он был коренаст, выше среднего роста для корейца его поколения. Он ходил медленно, прихрамывая, что было результатом ранения, полученного во время покушения на его жизнь в 1971 году, совершенного, как сообщалось, агентами КЦРУ. Выражение его лица было серьезным, даже торжественным, он изредка улыбался. Ким Дэ Чжун изложил ряд проблем, начав с взаимоотношений между Севером и Югом. Он методично перечислил все волновавшие его вопросы, и попросил, чтобы я дал критическую оценку провозглашенной им "солнечной политики" ("sunshine policy") по отношению к Северной Корее. Целью этой внешней политики являлось, во-первых, предотвращение войны путем проведения решительной политики сдерживания; во-вторых, объединение двух корейских государств таким образом, чтобы не создавать угрозы и не наносить ущерба северокорейскому режиму; в-третьих, создание таких условий, в которых два государства могли бы взаимодействовать в экономической сфере и поддерживать связи между жителями двух стран.

Я сказал, что идея изменения Северной Кореи изнутри путем передачи техники, технологии, управленческих знаний и содействия развитию страны имела смысл. Северная Корея могла бы поднять уровень жизни своих жителей и стать менее тяжелым бременем для Юга. Тем не менее, эти меры должны были сопровождаться развитием контактов между жителями двух стран, в особенности расширением обменов между научно-исследовательскими организациями, университетами, людьми, ответственными за формирование общественного мнения, чтобы изменить образ мышления жителей Северной Кореи.

Затем он попросил меня дать оценку отношениям между Китаем и Северной Кореей. Я высказал сомнения по поводу того, что хорошие личные отношения, существовавшие

между старыми лидерами - Дэн Сяопином и Ким Ир Сеном (Kim Il Sung) - будут сохраняться и между Цзян Цзэминем и Ким Чен Иром (Kim Jong Il). Представители старого поколения были товарищами по оружию, вместе сражавшимися в годы Корейской войны, между представителями нынешнего поколения такого товарищества не существовало. Война и хаос на Корейском полуострове были не в интересах Китая. На деле, Китай хотел сохранения статус-кво, что позволяло торговать с Южной Кореей и получать инвестиции. Объединение двух корейских государств также было не в интересах Китая, ибо в этом случае Китай потерял бы "северокорейскую карту", которую он разыгрывал против США и Южной Кореи. Ким уже до того продумал все эти проблемы, он просто хотел услышать от меня подтверждение или опровержение собственных взглядов.

На меня произвела впечатление позиция Ким Дэ Чжуна по проблеме Восточного Тимора. Недавний кризис, случившийся в эпоху Интернета, сблизил страны Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии. Несмотря на то, что с географической точки зрения Восточный Тимор находится далеко от Южной Кореи, этот конфликт оказал опосредованное влияние и на нее. Ким Дэ Чжун сказал, что было бы хорошо, если бы все страны Азии выступали единым фронтом. Именно поэтому он решил послать войска (батальон в составе 420 человек) в Восточный Тимор, невзирая на то, что оппозиция в Национальном собрании выступала против этого. Для этого у Кима была еще одна причина: в 1950 году, во время Корейской войны, на помощь Южной Корее пришли 16 государств, в этой войне погибли сотни тысяч человек. Южная Корея не выполнила бы свой долг, если бы она не оказала ООН помощь в Восточном Тиморе. По моему мнению, объединение Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии в единый регион является просто делом времени. Две субрегиональные экономики переплетаются все сильнее и сильнее.

Корейские средства массовой информации ожидали, что между нами состоится дискуссия по поводу различий во взглядах на азиатские, то есть конфуцианские, ценности, а также на проблемы прав человека и демократии. Я заявил представителям прессы, что эти проблемы не обсуждались. Нам обоим было далеко за 70, и мы вряд ли изменили бы свои взгляды. История рассудит, кто из нас лучше разбирался в конфуцианской культуре.

Я обнаружил, что Ким Дэ Чжун был человеком, чей темперамент умерили многочисленные кризисы. Он научился контролировать свои эмоции, чтобы добиться осуществления более важных целей. Во время пребывания в Японии он был схвачен агентами КЦРУ, подвергнут пыткам, и, вероятно, был бы убит, если бы не вмешательство американцев. Несмотря на это, чтобы победить на выборах 1997 года он сформировал альянс с бывшим директором КЦРУ Ким Чжон Пилем, а после победы на выборах назначил его премьер-министром.

Важной причиной переживаемых Южной Кореей политических, экономических и социальных трудностей является то, что переход от военного положения к всеобъемлющей демократии был слишком резким и неожиданным. У корейцев не было укоренившихся традиций использования закона для контроля над работой общественных организаций или законов, регулировавших деятельность профсоюзов и требовавших от них проведения тайного голосования перед проведением забастовок или других акций протеста. Когда мы пришли к власти в Сингапуре в 1959 году, то унаследовали от англичан целый свод законодательства, регулировавшего наказания за незначительные нарушения. Поэтому, когда чрезвычайное положение было отменено, в нашем распоряжении имелись средства для того, чтобы контролировать протесты общественности, не дать им выйти за рамки допустимого, нарушить законность и порядок в обществе. Если бы демократизация в Корее проводилась постепенно, если бы первоначально было принято необходимое законодательство, регулировавшее проведение демонстраций и акций протеста, то люди были бы менее склонны к разного рода эксцессам при проведении акций протеста. Особенно это касается ожесточенной конфронтации между рабочими, студентами и полицией.

Возобновление "общественного договора" между корейским народом и его руководителями потребует некоторого времени. Руководству страны необходимо восстановить в народе веру в то, что правительство будет вести честную игру, регулируя отношения между рабочими и управляющими, между более и менее образованными, более и менее преуспевающими членами общества. В своем стремлении обеспечить высокие темпы экономического роста сменявшие друг друга президенты Кореи проводили политику, обеспечивавшую получение большого вознаграждения промышленниками, управляющими и инженерами по сравнению с рабочими. С ростом ВНП это вело к увеличению разрыва в уровне благосостояния. Как только "общественный договор" будет восстановлен, корейцы снова энергично двинутся вперед, ведь они - энергичные, трудолюбивые, решительные, способные и целеустремленные люди.