Из варяг в хазары
Шрифт:
Глава 5
ПОЖАР
Богат и славен город Альдегьюборг — Альдейга — Ладога, что стоит у седого Волхова, недалеко от впадения его в озеро-море Нево. Раздольно раскинулись по левому берегу усадьбы из серых, рубленных в лапу бревен, с частоколами, амбарами, кузницами. У причалов, на волне волховской, покачиваются корабли — пузатые кнорры, острогрудые морские ладьи, большие, красивые, настоящие скакуны пучины! Рядом с ним — ладейки поменьше,
— Всё, господин Лейв. Гони куну! — вытерев мокрые ладони о подол рубахи, произнес Бутурля Окунь — артельный староста ладейных. Работники под его руководством только что закончили перегружать товары из высокого кнорра в маленькие речные ладейки. В три таких суденышка как раз и уместился весь товар с кнорра. Товар знатный: сельдь в бочонках, китовый жир, сукна разноцветные, фризские, да прочего — фибул узорчатых да товару кузнецкого — по мелочи.
Для Ладоги товар обычный, так ведь купчина-то, похоже, не совсем дурак — ниже по реке собирается, то ли в Киев, то ли к кривичам, а может, и в Белоозеро. Ему б, конечно, попробовать на реку Итиль, к болгарам да хазарам, — уж взял бы наварец изрядный. Ежели б дошел не разграбленным да живым. А ведь может и дойти — воинов-то хватает. Впрочем, и конкурентов тоже. Бутурля Окунь скосил глаза на ладьи хазарского купца Вергела. Вот же смелый человек этот хазарин, добрался-таки до Ладоги! А ведь не прямая дорожка плыть-то, через болгар, а те, известно, всех проплывающих на Русь стращают, россказнями разными потчуют: дескать, в лесах ладожских одни людоеды живут, путь туда трудный, опасный, только болгарским купцам под силу, они с людоедами ладят, так что болгарина-то к торговле пропустят, а вот какого-нибудь хазарина или араба — бабушка надвое сказала. Редко, редко приходили в Ладогу из далеких южных краев хазарские гости, арабы — и то чаще, а больше болгары, уж те-то почти рядом — соседушки. Все на великой реки Итиль жили. А от Волхова к Итилю путь хорошо известен. Сначала по Нево-озеру, затем — по Сяси, комариной реке, потом волоком, да по малым рекам — Колпи, Лиди, Чагоде, ну а те как раз в Итиль и несут свои воды.
Варяжский купец Лейв — совсем еще молодой парень, не купец — купчонок, на вид противный — слюнявый, сытомордый, упитанный, — важно почмокал губами и, пошарив в прицепленной к поясу мошне, вытащил серебряную монету. Да не куну, а — то Бутурля враз приметил — ногату! Из нового серебра, еще не истершуюся, что арабы так и прозывают— «нагу», что значит «хорошая, отборная». Отсюда и «ногата». Хоть по виду и схожи — несведущий человек и не отличит почти, — да зато по весу разные — за гривну двадцать ногат дают, а кун — двадцать пять. Ничего не сказал Бутурля Окунь купчонку, словил на лету ногату, сунул за щеку и, поклонившись, быстро спустился по крутым сходням кнорра.
— А гость-то, однако, не беден,—усмехнулся Всеслав Сушина — мужик из артели, сухой, худющий, длинный, словно иссохшее дерево, вот уж точно — Сушина. — Вот бы к такому наняться. Я чаю, люди ему понадобятся, варягов-то с ним не так и много. Заработать можно, потом всю зиму у огня кости греть, это не то что с нашим жуком Бутурлей. А, Найден?
Найден вздрогнул. Закончив погрузку, он сидел на длинном полусгнившем бревне, брошенном почти у самой воды неизвестно для каких целей, и задумчиво смотрел на противоположный берег — холмистый, густо поросший угрюмыми елями и сосняком.
— Что, дядько Сушина?
— Я говорю, хорошо б к тому варягу наняться.
— А, это можно. — Найден пожал плечами.
В принципе, к зиме подработать, конечно, нужно, да вот только срываться сейчас с Ладоги не особо хотелось. И так после побега из южных земель едва на ноги встал, к артели прибился, и ведь, удивительное дело, взяли его, чужака. Хотя, если разобраться, какой же он, Найден, чужак? Да, то место на берегу Волхова, где когда-то белоглазая чудь спалила его деревеньку, давно уж заросло молодым лесом, однако кое-кто из артельных ее помнил, ну, не саму деревеньку, а мужиков. Старосту, Хромого Неждана, многие знали —
Как стал Найден артельным — а то в березозоле-месяце случилось, — жизнь веселее пошла. Да, работы много было, отдыхать некогда, иной раз и пот глаза застит, и гнус-комар ест, а всё ж не один, всё при деле. И голову преклонить есть где — построили артельные себе шалашик, просторный, ельником крытый, изба целая, а не шалашик, там и стол, и лавки из березовых стволиков сложены, лыком связаны, рядом с шалашиком, на полянке, — кострище, аккуратно булыжниками обложенное; дрова есть, река рядом, — уж хоть и не баловал Бутурля кормлением, да белорыбица на ушицу завсегда была. Так вот и жил Найден, спокойно да размеренно, правда, мыслишка нехорошая грызла — а что ж зимой-то? Зимой-то гостей-купчишек заморских нету, не нужны никому артельные. Остальным-то парням — из взрослых, в возрасте, мужиков тут, почитай, только двое и было — Сушина да Бутурля Окунь, староста, — всё равно. Их-то в родных деревнях ждут, — как закончится август-серпень, наступит хмурень-сентябрь, так и уйдут по домам ребятки, до следующего сезона. У Бутурли давно в самой Ладоге домик выстроен, с печью-каменкой да дощатым полом. И хозяйка в доме имеется, хоть и неказиста — Найден ее как-то видел, мужу блины приносила, — рябая, мелкорослая, а всё ж какая-никакая женщина, как же без женщины-то? Вот и сам Найден подумывал, что неплохо б жениться, — срок подошел, уж весной двадцать лет стукнет, и собой пригож — крепок, лицом чист, над очами серыми кудри русые вьются, — да ведь только кто ж пойдет за него, безродного? Кто ж свою дщерь отдаст?
Найден вздохнул, украдкой взглянув на противоположный берег. Там — знал — на полянке, что близ лесного озерка, собираются время от времени девки — песни попеть, да поболтать, да в озере искупаться. Найден их там видел, когда шалашик строили, — подходящее лыко искал. Вот и сегодня, наверное, соберутся ближе к ночи. Хорошие девки — хохотуньи, насмешницы, — ну, куда от таких уйти? Однако ж к зиме тоже что-то придумывать надо. С Бутурлей-жучилой не больно-то заработаешь. В лучшем случае — пару затертых монетин-дирхемов. Можно, конечно, попробовать и собственный домишко справить — ребята помогут, ежели что. Небольшой сруб и надобен, леса вокруг навалом, печку-очаг сложить — дядько Сушина знает как, хвастал. А ведь и правда, чем плоха мысль? И незачем по чужедальним краям горе-злосчастие мыкать, хватит, намыкался уже — рабом-челядином, — да еще чуть в жертву не принесли в Перуновом капище. Найден до сих пор вздрагивал, когда слышал волчий вой, — после того случая в полянской земле стоял у него в ушах страшный крик отрока Бажена. Крик боли и ужаса. Нет уж, хватит. Никаких больше чужих краев.
Лучше тут, со своими. А построит дом — можно и жену поискать. Чем Бутурля Окунь не сват, а Сушина не дружка? Пусть и жучила артельщик, однако на такое дело наверняка согласится — не корысти, так почета ради.
— Не, дядько Сушина, наверное, не поеду с варягами, — поразмыслив, покачал головой Найден. — Избу построю лучше.
— Избу?! Тю-у-у… — Сушина присвистнул. — Дело хорошее. Только и не дешевое, однако. О том ведаешь?
— Да знаю, — досадливо махнул рукою Найден. — Осенью придумаю что-нибудь.
— Ну, думай, думай. Смотри быстрей только думай, а то уже страдник кончается, там и серпень, и хмурень, не заметишь, как и грудень наступит, да посыплются с небес белые мухи.
— Ладно, дядько Сушина, не каркай. Спросил бы лучше у Бутурли — будет еще сегодня работа?
— Вряд ли, — пожал плечами Сушина. — Не будет боле, то я и без Бутурли знаю, вон, гостей-то у причала — раз-два и обчелся. Сегодня уж точно раненько закончим.
— То и славно бы… — под нос себе прошептал Найден, поглядев на дальний берег. Интересно, собрались ли уже девки?
Сушина оказался прав — работы в тот день больше не было. Артельные — кто из ближних селищ — отпросились домой, некоторые ушли с бродцом за рыбой, а Найден, зайдя в шалаш, вытащил с притолочной лесины белую холстинную рубаху с вышивкой-оберегом по подолу и горловине, вымылся до пояса, надел ее, подпоясался красным поясом с узорочьем, кудри частым гребешком расчесал, им же бородку пригладил — ну, хоть куда парень, жених женихом. На ногах — лапти новые, лыковые, к поясу браслетки цветного стекла привязаны, местные браслетки, ладожские, у стекольных дел мастера Твердислава недавно на три щуки выменянные. Браслетки эти Найден не зря взял — девкам дарить, мало ли… Посмотрелся в кадку с водой, лицо ополоснул и, довольный, побежал вниз, к Волхову.