Из "Яффских рассказов" (8 рассказов)
Шрифт:
Базар-вокзал, приезжают в аэропорт.
— Ждите меня здесь, я щас, — говорит Сальмон. Возвращается с тремя грузовыми тележками и тремя фуражками грузчиков:
— Надевайте, — говорит, — и за мной.
Входят в таможню. А Марго уже там, и на глазах у нее во-от такие слезы.
— Ты где был? — спрашивает она Мошона. — Я уже полчаса здесь стою, прямо не знаю, что делать.
— Дела, дела, — отвечает Сальмон, — ну, теперь давайте, целуйтесь.
Мошон тут же и руки в ход пустил.
— Погоди, Мошон, — кричит Сальмон, — ты же еще не дома! Все туристы смотрят. Позор
— А — вот. Один мой, а второй дал Алькоби, сказал, что это на дорожные расходы, я даже не знаю, что там.
— Ладно, — говорит Сальмон, — ставь оба на тележку, там разберемся. А если таможенник спросит, что там, скажешь, что там два телевизора, 10 магнитофонов, три фэна и пару кило золота.
Марго глядит на него непонимающе.
— Вот как я тебе сказал, — повторяет Сальмон, — так ему и скажи.
Пошли.
— Что у вас тут, кроме личных вещей? — спрашивает таможенник.
— Телевизоры, магнитофоны, пару кило золота, — послушно говорит Марго.
Таможенник посмеивается: — У вас, госпожа, хорошее настроение? Проходите, не задерживайте.
Снаружи Сальмон получает обратно тележки и фуражки и уходит. Возвращается.
А тем временем Мошон берет Марго в руки. Целует ее как машина, которая впихивает пробки в бутылки.
— Эй, ты ее задушишь! — кричит на него Сальмон.
— Восемь месяцев! — вздыхает Мошон, и вздохи его рвут сердце.
— Ну, так не сдохнешь! Ждал восемь месяцев, подождешь еще восемь минут.
Пацаны влезают в "мерс". Едут.
— Давай быстрее, епт…, — умоляет Мошон.
— А что? Что-то случилось? — спрашивает Сальмон.
— Восемь месяцев…
— Ничего, подождешь.
— Поставь "Караван-патруль", — говорит Охайон, — я просто с ума схожу от этой музыки.
Ставят.
— Какая мелодия! — стонет Охайон. — У меня внутри просто все тает, как масло на солнце.
А вдали уже показались дома Ехуда.
— Сальмон, — говорит Сасон, — не забудь, что мы обещали Шимону.
— Что обещали? — спрашивает Сальмон.
— Что заедем попробовать новый напиток.
— Не дай Бог! — визжит Мошон. — Мне домой надо, срочно!
— Что, горит? — спрашивает Сальмон.
— Горит! У меня внутри горит.
— Ничего, подождешь.
— Восемь месяцев, восемь месяцев! — завывает Мошон.
— Спешка — от дьявола, — постановляет Сальмон, — заедем на минутку, пропустим по рюмочке новенького…
А вот и Ехуд. Хата Шимона. Музыкальный гудок. Открывается окно. В окне голова Шимона. Какие гости! Открывает. Входят в салон.
— Попейте чай с мятой, свеженькая с огорода.
— Чай — для больных, — вскипает Охайон, — а что, суперорудие еще не остыло?
— Остыло, о чем разговор, но упаси вас Бог пить на пустой желудок. Сначала что-нибудь на столик поставим.
— Да на фиг! Домой! — требует Мошон, но на его страдания никто внимания не обращает.
Садятся, стало быть, за столик. Ничего особенного. Так. Вареное, жареное, тушеное, запеченное, фаршированное, маринованное, соленое. Пару кусочков барашка с рисом. И тут приносит Шимон бутылочку суперорудия. Каждый глоток — удар землетрясения. Пьют
— Все, с меня хватит, — говорит Мошон, — еще рюмка, и я выхожу из игры.
— Постыдись, Мошон, будь же мужчиной! — говорят ему.
Приканчивают и вторую. Говорят: привет, большое спасибо.
— С превеликим нашим удовольствием, — говорит Шимон, — будете в наших краях — заходите.
Мошон встает. Пытается идти. Падает на стул.
— Ну, — говорит, — в ногах у меня перекур.
Хаим Вышибала берет Мошона, как какой-нибудь пакетик, и направляется с ним к машине. Магнитофон играет "Караван-патруль". Все отбивают ритм. Даже Марго, которая всю дорогу молчала, начала отбивать ладонью ритм и петь. А тут Сасон говорит:
— Кажись, полбутылки арака забыли у Хазбона. Это его обидит.
— Ну, так заедем к нему, — говорит Охайон.
— Не надо! — скулит Мошон.
— А что? — спрашивает Сальмон.
— Домой, домой, — молит Мошон.
— А что, горит? — спрашивает Салмон.
— Восемь месяцев! Восемь месяцев! У меня там все переполнено!
— Спешка — от дьявола, — постановляет Сальмон как ни в чем ни бывало и поворачивает назад.
Останавливаются у кафе Хазбона. Малыш Царфати уже опускает ставни заведения. Двое стоящих на тротуаре видят "мерседес" Сальмона и быстро уходят. Яффские заходят внутрь. Те, кто сидят там, внутри, за картами, прекращают играть. Все молчат. Только страх говорит сам за себя. Хазбон выходит из кухни. Какие гости! Хазбон глубоко вздыхает.
— А что, Хазбон, там каких-то полбутылки арака с утра осталось? — спрашивает Сальмон.
— Таких важных гостей полбутылкой не встречают, — говорит Хазбон и несет новую, — были проблемы, ребята?
— А с чего это тебя интересует? — спрашивает Сальмон.
— Так мы только вчера закончили обои клеить, — говорит Хазбон с выражением сожаления и опасения.
— Не бери в голову, — говорит Сальмон, — мы только выпьем за здоровье Марго. Ну, еще за Мошона. И за Шимона, который не с нами, и за Хазбона, который как раз здесь.
И тут открывается дверь, и кто же это? А не кто иной как сам майор Бен-Дадон.
— Еще и рюмочку первую не допили, и тут уже мне звонят, — кривит рожу Сальмон.
— Снова решили птички на наше дерево сесть, — начинает майор Бен-Дадон, — что-то сегодня особенное случилось, а, яффские?
— Да не приведи Господь, — уверенно отвечает Сальмон, — мы только приехали прикончить бутылочку, что с утра осталась.
— И все?
— Век свободы не видать!
И пацаны садятся в машину и едут дальше. Включают магнитофон, слушают "Караван-патруль". Отбивают ритм чем придется по чему придется. Тут видят шалманчик "Кипарис", и Хаим Вышибала базарит: