Из животворящей капли крови 2
Шрифт:
–Нас не съедят! – Вера усмехнулась, глядя на оторопевшую Сашу. – По крайне мере, не всех…
Противостояние Нади и шамана племени было интересно с точки зрения эзотерики и оккультных научных исследований. Но на взгляд обыкновенного обывателя выглядело сценой из театра абсурдов.
Шаман. Шапка вьющихся волос. Безумный взгляд. Кожа, смазанная чем-то липким, светится в полумраке палатки, сотворенной из звериных шкур.
Он усадил ее напротив себя и в такт бубна затянул какую-то унылую песнь. Надя, закрыв глаза, покачиваясь, шевелила губами. Затем они выпили жгучий отвар и выкурили трубку с едким запахом дыма. Глаза сидящих друг напротив друга «горели» в пламени костра.
Надя очертила круг вокруг себя на песке, добавив по паре иероглифов снаружи и внутри линии. Она закрыла глаза и, покачиваясь, зашептала на одном из древних языков.
Шаман создал ритм в такт ее движениям. Иногда он расширял от ужаса глаза, словно понимая транслируемые ею образы и сюжеты. Затем, закрыв глаза, заговорил на своем языке, то повышая голос, то понижая его до шепота.
Финалом стал диалог на абсолютно разных языках под броски черепков со стороны шамана и расклад карт Нади. Они подкрепили свои альтернативные решения распитием странного чая и выкуриванием пары трубок.
Затем в обнимку они вышли в «свет». Точнее, в ночь.
Им удивились не только спутники Нади, но и соплеменники шамана.
Костры разгорелись ярче. Возбуждение в племени “прозрачных” усилилось несколькими жестами вождя. Звук тамтамов. Ритуальные танцы. Празднование неизвестного для пленников торжества зарождает в них некую неопределенность.
–Свинья грязь везде найдёт! – Владимир определил поведение Нади.
–Неужели это ревность, Владимир? – Вера смеялась, принимая от вождя сосуд с горячей жидкостью. – Ты же тоже порылся среди «второсортных» желудей, забыв про нас… Так кто здесь свинья?
Саша смотрела на своего прадеда, увлекаемая Александром и «прозрачными» в хоровод ритуальной пляски.
–Я всего лишь хотел побыть один… Иногда это просто необходимо.
–
Девятичасовой бой на башне ратуши. Семья собирается в спешке. Люба в кресле, прижав к себе рюкзак и поджав колени. Падение ненужных в дороге вещей заставляет вздрагивать девочку.
Звонок директору школы освободил ее от занятий и учебное заведение – от восприятия образов родителей Любы и ужаса, связанного с этим.
В полумраке улицы кружат голуби, не дождавшиеся кормежки и танца девочки. Вызванные соседями полицейские находят кровь и остатки расчлененного тела молодого фотографа с разбитой аппаратурой в его комнате.
–Чао-какао! – Соседка по площадке на прощанье чмокает в щёку Глеба.
Ей всегда нравился этот странный молодой человек: ласковый и нежный, но безумный, порой как зверь. Она роняет слезу, вызывая такси его семье, «желательно минивэн», до аэропорта.
Она же открывает дверь через полчаса полицейскому. Рутинный опрос, связанный с убийством в доме по соседству.
–Нет, не слышала…– Девушка облизывает губы, съедая вишневое варенье. – Такой очкарик? Всегда смешным казался. Кому понадобился?…
–А соседи напротив? Может, они слышали что-то?
–Улетели. – Во рту, еще «помнящем» вкус вишни, пропадает пластинка жевательной резинки.
–Есть номер кого-то из них?
–Где-то был. – Девушка поправляет волосы, оголяя часть шеи, чем определяет свою дальнейшую судьбу. – Пройдите, я запишу.
Записываемые цифры номера телефона становятся крупнее в ее глазах, а из склонившегося над столиком тела высасывается жизненная субстанция. Пузырь жвачки, лопаясь, прилипает к её синеющим губам. Красивая кожа тускнеет на глазах. Девушка трясется в агонии и замирает в руках «стража закона».
Хитрая уловка с аэропортом дала немного времени. Они нашли их на пустом перроне метро.
Люба замерла возле стеклянных дверей. Ужас от увиденного расширяет глаза. Банальная любовь к конфетам Haribo спасает ей жизнь.
За стеклом внизу на перроне умирает ее семья. Страшные люди действуют молча и быстро. Эхо от звуков борьбы забивает уши. Острые клыки рвут плоть. Жадные рты пьют родную ей кровь. Взгляд матери «кричит»: “Беги!” В ответ – беззвучный крик Любы.
Выход из подземки. Полночь. Свежий воздух. Стая голубей. Рассыпанный по брусчатке пакет конфет. Семьи больше нет. Одиночество. Ещё до конца не осознанное, но уже убийственное. Встречный ветер высекает слёзы из широко распахнутых глаз.
Сильная рука останавливает её. Ужас сковывает тело. Взгляд жутких глаз перед лицом. В них непонимание. Любу обнюхивает человек с бледным лицом. Бледным, как в небе луна. Разочарование в тех же глазах.
Нет, не Haribo – вегетарианство спасает ей жизнь. Или даже стечение обстоятельств: этот клан «второсортных» предпочитал кровь плотоядных жертв. А Любины родственники – вообще заоблачное удовольствие для эстетов этой касты.
–
Они прощались. Навсегда. Разные по мировосприятию, пристрастиям и смыслу жизни. Случайно оказавшиеся в одной точке земли. Прощались, как близкие. Близкими ставшие за одну ночь.
Ты друг, если не враг. Подобное разрушает устоявшееся социальное восприятие нескольких поколений. Ведь ты можешь быть не врагом, но и другом быть не обязан.
Струйки дыма погасших костров. Вкрадчивые лучи солнца сушат капли ночной влаги на листьях отдохнувших за ночь растений.
–Это наш новый проводник? – Саша разглядывает одного из «прозрачных», подведенного под руки воинами племени альбиносов.
–А где наш старый? – Александр зевнул в поисках глазами жидкости – сухость во рту невыносимая.
–Специи, которыми была приправлена его плоть, и сушат тебя в данный момент. – Владимир, улыбаясь, смотрел на кружащих по ту сторону водопада летучих мышей.
–Вряд ли я… кого-то ел!
–Ел и просил ещё, – Вера казалась посвежевшей лицом, – и уверял всех, что это относительно пригодный заменитель «знания»!
Александр нашёл подтверждение услышанного в кивке Саши.
–Так все-таки кто же это? – Вера тоже обратила внимание на крик летучих мышей.
–Он пленник. – Владимир заметил веревки на руках «прозрачного» и указал кивком головы на Надю. – А она всё разъяснит…