Из жизни Деда Мороза
Шрифт:
Все кроме Деда Мороза дружно захрустели. Марина потрогала ему лоб, села рядом на стул: «Тебе завтра утром будут делать прокол. Выглядит страшно, но это не больно. Вроде укола в лёгкие».
— Зачем ещё? — Дед Мороз всё-таки испугался.
— У тебя экссудативный плеврит. Откачают жидкость из лёгкого. Станет легче дышать.
— Мне уже лучше! — запротестовал Дед Мороз.
— Так надо. Всё будет хорошо. Ты, главное, не бойся.
Она попрощалась. Дед Мороз обернулся на тумбочку и обнаружил, что Олег слопал и его яблоко.
Хорошо, Марина его предупредила. А то иглы для прокола выглядели
— Ну как ты?
— Живой,— прохрипел он и слабо улыбнулся. И получил улыбку в ответ. И крестик на шнурке.
— Держи, а то потеряется. Из твоей гимнастёрки выпал. Я верёвочку вдела. Потом опять в карман переложишь.
Дед Мороз смутился и стал оправдываться, что это ему мама дала, пришлось сунуть в карман, не выбрасывать же. Марина из-под ворота своей чёрной водолазки показала ему похожий
— А мне бабушка.
Разговаривать с Мариной — одно удовольствие. Легко и просто. Можно было рассказывать о маме и Танюхе. Даже на отца Димка не выдержал — пожаловался.
— Непутёвые наши отцы,— вздохнула она.— Мой бросил маму, не женился, уехал в Москву карьеру делать. Бабки на улице меня жалели: нагулянная. Знаешь, как мне отца хотелось рядом? Пускай алкоголик или калека, как сосед… А мама у меня замечательная! И у тебя.
Дед Мороз соглашался, рассказывал, что его мама могла бы технологом или завпроизводства работать с её-то 5-м разрядом, но ей нравится непосредственно готовить. Марина шутила, что надо бы съездить к ней поучиться, а то её мама с бабушкой разбаловали, не знает, с какой стороны к плите подходить. Димка сиял, хвастал, что ему самому довелось стряпать. Марина изумлялась — наверно, это тяжело придумать, чем накормить солдат. Что там тяжёлого, важничал Дед Мороз, наоборот, скучно, не то что у мамы. Всё расписано на 100 лет вперёд. Устав-меню. Но он, может, и после армии пойдёт в повара. Как мама.
— И я из-за мамы пошла в медицину,— как-то грустно сказала Марина,— и чуть было не бросила недавно. У вас в палате Петруха лежал. Весёлый. Они с Олегом обычно на пару к девчонкам цеплялись. Ему ошибочно поставили менингит, а у него, оказывается, был отит. И прорвало. Гной попал в мозг. Не спасли. Мы утром присутствовали на вскрытии. Представляешь, ему череп пилили. Вечером он ещё живой был, со мной шутил… Думала, что всё брошу, не выдержу. Только не вздумай ребятам рассказать — они не знают.
— Я не трепло! — кивнул гордый, что ему доверили тайну, Дед Мороз.
— Зато все испугались после того случая. Забегали. Порядок быстро навели. Чуть что — профессора вызывают. Тебя, между прочим, тоже к нам в инфекционное по ошибке положили. У тебя в сопроводительных документах было написано, что инфекционный. Хорошо, что профессор вовремя осмотрел.
— Меня не переведут? — испугался Дед Мороз.— Я не хочу в другое отделение.
Вечером Олег рассказывал, что был он отличником боевой и политической подготовки, заявление в партию подал. Невесту-москвичку завёл, собирался жениться после армии. И тут на тебе, случилась та история. Невеста его обиделась, тут же бросила… Димка слушал вполуха и нет-нет да поглядывал на
Он жил от разговора с Мариной до разговора. Олег над ней подсмеивался: «Зачем тебе Дед Мороз?» К Димке и в госпитале прилепилось это прозвище. «Он же холодный, ему Снегурочку надо. А я с Кубани, горячий». Дед Мороз смущался. А Марина не обращала внимания. Продолжала заглядывать к Диме в свободное время.
Койка Петрухи у окна недолго пустовала. Теперь её занял лопоухий с испуганным взглядом парень. Молча лежал первые дни под капельницами. Дед Мороз испытал что-то вроде ревности, глядя, как Марина возится с новеньким. Но как только у неё выдалась минутка, она опять прибежала посидеть не с кем-нибудь, а с Димкой.
Лопоухий пришёл в себя, у него прорезался вполне требовательный голос, взгляд стал уверенным. И вообще он оказался довольно бойким. Громко сочувствовал историям Олега. Рассказывал свои, тоже громко.
— Ты прикинь, мы ж с ним теперь приятели. И чего я над ним издевался и бил?
— Ну, не бей,— зевнул Олег.
— Э, не! Меня били? Били. Теперь моя очередь.
Дед Мороз не дослушал, заглянула Марина, и Олег, скорчив всепонимающую рожу, потащил лопоухого покурить. А она зашла всего лишь убрать штатив от капельницы. За ней бочком проскользнул молоденький доктор и притворил дверь. Заговорил с Мариной, положил ей руку на плечо. Она отстранилась. Он, как ни в чём не бывало, опять обнял. Она сбросила. Он не давал ей выйти, напевая:
— Ягода-малина нас к себе манила, Ах, какою сладкой малина была.
Марина беспомощно глянула на Диму. Доктор обернулся и сказал что-то о Марине и Диме. Нагло улыбаясь. Гадкое. Дед Мороз озверел так, что не разобрал слова, только понял, что смысл пошлый. Кровь прилила к вискам. Рывком сел в кровати, опустил руку, нащупал судно, метнул в доктора и встал. Тот взвизгнул: «Ах ты, сволочь! Я этого так не оставлю!» Опрометью выскочил в коридор.
Дед Мороз пожалел, что судно было пустое. Марина заплакала.
— Ты что? — растерялся Дед Мороз и сказал то, что обычно мама говорила Танюхе: — Из-за каждого пустяка плакать — слёз не хватит.
Она шмыгнула носом, улыбнулась, прильнула к Димкиной груди на секунду. Ввалился довольный жизнью Олег, Марина схватила капельницу и ушла. Олег проводил её недоуменным взглядом. Дед Мороз запихнул свою посудину обратно под кровать, улёгся и отвернулся, чтоб избежать расспросов.
Вечером Марина сообщила:
— Тот придурок меня теперь десятой дорогой обходит. А то совсем распоясался. И ничего он тебе не сделает, не бойся, он всего лишь интерн».
Можно подумать, Дед Мороз боялся, но возражать не стал.
Олега и стройбатовцев выписали. Олег не огорчился: «Нечего тут больше ловить: у девчонок практика заканчивается. На Новый год будет скука».
Дед Мороз услышал, как две медсестрички бурно обсуждали, где и с кем встречать Новый Год. Одна собиралась домой к родителям, вторая уговаривала поехать с ней на дачу к её другу. Весёлая компания соберётся. Тоже с кем-нибудь познакомится.
Дед Мороз решался, решался и выкроил время, когда в процедурной никого не было, кроме Марины, зашёл, помялся и спросил: