Изабель
Шрифт:
Возможно, так говорить жестоко; и ему это нравится, надо признать.
— Это тоже меня пугает.
— Могу себе представить.
Он вспоминает, как сам впервые почувствовал этого мальчика, как быстро принял решение. Они смотрят друг на друга. Мальчик опускает взгляд. Немногие долго выдерживают его взгляд. Он допивает свой кофе.
— Пугает или нет, но ты вернулся. Ты мог бы продолжать идти дальше. А теперь ты внутри.
— Тогда вы должны мне объяснить, внутри чего.
Снова вспышка гнева.
— Я ничего не должен. Осторожнее употребляй слова.
— Иначе —
Гнев противника на противоположной стороне столика, интересно. Он и правда уже отвык разговаривать так много.
— Иначе — что? — настаивает мальчик. — Вы меня зарежете прямо здесь? Снова вытащите кинжал?
Он покачал головой.
— Иначе я уйду.
Нед Марринер снова колеблется, затем наклоняется вперед.
— Нет, не уйдете. Вы не хотите уходить от меня. Вы хотите почему-то, чтобы я в этом участвовал. Что мы такого сказали, мы с Кейт, что вам необходимо было услышать?
Другой человек когда-то говорил с ним вот так. Это раздражающее воспоминание все еще не ушло. Это было сотни лет назад или тысячелетие назад? Он не знает точно; лица через столько времени стираются, но ему кажется, что того, другого, он убил.
Он смотрит через стол и понимает, что все-таки ошибся. Этот самоуверенный тон не похож на тон того, давнего голоса: с некоторым удивлением (снова) он видит, что мальчик готов расплакаться, хоть и старается это скрыть.
Он безуспешно пытается вспомнить, когда сам чувствовал нечто подобное. Слишком давно. Окутано туманом, быльем поросло.
Этот вызывающий гнев — гнев мальчика, в конце концов. Или в начале начал. Гнев против собственной беспомощности, невежества и юности. Он еще не взрослый и поэтому не обладает иммунитетом (мальчики верят, что взрослые им обладают) от боли, которую он чувствует.
Если бы он был другим человеком, он мог бы это как-то использовать. В конце концов, Нед Марринер подошел к границам этой истории, и возможно, даже станет ее орудием.
Но только орудием, не более того. Орудию не поверяют тайн, его не утешают. Пользуются тем, что подворачивается под руку. Он встает, бросает на стол несколько монет. Мальчик поднимает голову и смотрит на него.
— Не знаю, сказали ли вы что-то такое, что мне необходимо было услышать. Слишком долго рассказывать, и я не расположен это делать. Тебе лучше не знать, хотя тебе самому, возможно, так не кажется. Придется меня простить — или нет, как пожелаешь.
Затем он говорит (может быть, это ошибка, приходит ему в голову, пока он это говорит):
— Но я бы не ходил в Антремон в канун Белтейна.
Взгляд юноши вдруг становится острым.
— Вот в чем дело, да? — Нед Марринер уже не выглядит так, будто сейчас заплачет. — То, что сказала Кейт? О том месте?
Мужчина не отвечает. Он действительно не привык отвечать на вопросы. Никогда не умел на них отвечать, по правде говоря, еще с тех времен, когда сам вошел в эту историю чуть западнее этого места, после того, как приплыл из-за моря.
Все здесь прибыли из других мест.
Он когда-то ей сказал об этом. И помнит ее ответ. Он помнит все, что она когда-либо ему говорила, так ему иногда кажется.
Он направляется к дверям из кафе и выходит в апрельский вечер.
Собаки ждали, шныряя по рынку поблизости. Они атакуют, как только он оказывается на улице.
Нед услышал, как взвизгнула женщина. Послышались крики и — невероятно! — рычание животных посреди города.
Люди снаружи размахивали руками и поспешно пятились от чего-то. Нед вскочил. Он не размышлял. Иногда на размышления уходит слишком много времени. Он побежал к двери. По дороге схватил один из стульев.
Возможно, это спасло ему жизнь.
Волкодав бросился на него, как только Нед выбежал за дверь. Чисто рефлекторно, ощущая прилив адреналина, он замахнулся стулом и ударил животное по голове изо всех сил, рожденных страхом. Толчок отбросил Неда к одному из столов, и он упал на него, больно ударившись плечом. Пес перекувырнулся в воздухе и упал на улице. Свалился на бок и больше не шевелился.
Нед быстро поднялся. Худого человека окружили еще три зверя, все крупные, темно-серые, хищные. Это не чьи-то домашние псы, сорвавшиеся с поводка, подумал Нед.
Люди на улице продолжали кричать, и на рыночной площади тоже, но никто не пришел на помощь. Он увидел, как кто-то говорит по сотовому телефону. Звонит в полицию?
Нед на это надеялся. Снова почти не думая, он шагнул вперед. Закричал, стараясь привлечь внимание зверей. Один из них тут же повернулся, оскалив зубы. «Чудесно», — подумал Нед. Когда получаешь то, что хочешь, нужно быть уверенным, что ты этого хотел. Но человек в кожаной куртке начал действовать быстро, с потрясающей грацией. Он нанес отвлекшемуся псу удар ножом. Лезвие окрасилось в красный цвет, животное упало. Нед двинулся вперед, неуклюже размахивая стулом, он делал им выпады, словно карикатурный укротитель, перед одним из двух оставшихся псов.
Нед и правда не знал, что делает. Он отвлекал их внимание, не больше, но этого оказалось достаточно. Он увидел, как лысый человек взлетел в воздух внезапным, смертоносным прыжком и покрасневший кинжал достал еще одно животное. Мужчина приземлился, перекатился на дорогу и снова встал на ноги.
Это скорее волки, чем собаки, осознал Нед. Его жизненный опыт не вмещал идею о волках — или о волкодавах, — которые нападают на людей на улице города.
Но остался только один пес.
А потом ни одного, так как последнее животное оскалило белые зубы и помчалось прочь по рыночной площади через разбегавшихся в панике людей. Пес пересек площадь по диагонали, свернул на дальнюю улицу и исчез.
Нед тяжело дышал. Он прижал руку к щеке и проверил: крови не было. Посмотрел на мужчину, стоящего рядом. Увидел, как тот вытер окровавленный кинжал голубой салфеткой, поднятой с земли рядом с перевернутым столиком. Нед поставил свой стул. Зачем-то поднял столик на ножки. Его руки опять дрожали.
Мужчина посмотрел на него и поморщился.
— Будь проклята его душа, — тихо произнес он. — Он думает, что это забавно.
Нед заморгал. Тряхнул головой, словно ему попала в уши вода, как после прыжка с вышки, и он плохо слышит.