Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2
Шрифт:
— Нищий, черт побери, он, наверное, нашел или украл это украшение! Но каким образом? Если бы у кого-нибудь пропала подобная вещь, весь Мадрид всполошился бы. А вот и сам странный владелец святых жуков, — сказал Франциско де Ассизи, обращаясь к входившему и низко раскланивавшемуся цыгану, которого сопровождали двое адъютантов с обнаженными шпагами. — Подойдите и скажите, кто вы и как попало к вам в руки это ожерелье.
— О ваше величество, я бедный цыган, бедный человек без крова и родины, — сказал Витто, скрестив руки на груди и подходя ближе к королю. — О ваше величество, — продолжал
Король сделал адъютантам знак удалиться. Цыган бросился перед ним на колени, так что лицом своим почти дотрагивался до ковра.
— Ваше величество, сжальтесь надо мной и купите ожерелье, у меня нет денег даже на хлеб, иначе я не продал бы последнего наследства моих предков!
— Я думал, что вы, цыгане, живете милостыней!
— О ваше величество, никто ничего не подает бедному цыгану, который постоянно бродит по лесам без крова.
Король понял, что может приобрести драгоценность в обмен на маленькое подаяние, но все-таки делал вид, будто не желал оставить его у себя.
— Ожерелье слишком невзрачное и черное, — отвечал он.
— За милостыню оно не будет слишком невзрачным! Это прекрасное украшение для благочестивой женщины, которую на вашем языке называют монахиней!
Цыган, по-видимому, совсем не знал цены ожерелью.
— Дайте что-нибудь бедному цыгану, который унаследовал этих жуков от своих отцов. — Дайте мне милостыню, чтобы я мог прожить завтра и послезавтра, а затем отправиться дальше. Когда-то это ожерелье украшало княгинь и благочестивых женщин, заслужите же вы, ваше величество, милость Божью и подарите это святое украшение праведной женщине!
Франциско де Ассизи взглянул на цыгана, и в голове его возникла хорошая мысль. Графиня Генуэзская давно не получала от него знаков высокой милости, ему даже казалось, что она поэтому держала его в отдалении от себя. Слова цыгана пробудили в нем сильное чувство любви к все еще прекрасной Юлии, и он, в знак привязанности и благодарности за бесчисленные услуги, оказанные ею, намеревался подарить ей это незатейливое, но дорогое украшение, которое, как весьма верно выразился цыган, очень подходило в подарок благочестивой женщине. К тому же у него появлялся случай доказать графине Генуэзской, что монашеское платье, скрывающее ныне ее античные формы, не остудило его страсти к блиставшей некогда в большом свете красавице-графине.
— Кто же поручится, что это ожерелье твоя собственность, цыган? — наконец, спросил Франциско де Ассизи.
— О ваше величество, велите посадить меня в темницу, прикажите разузнать, не ищет ли кто-нибудь святых жуков! Поверьте мне на слово, ваше величество!
— У тебя честное лицо, как тебя зовут?
— Ференци, ваше величество. Ференци звали и моего отца, который, в свою очередь, унаследовал святых жуков от своего отца. Я должен их продать, ваше величество, меня мучает голод, — сказал Витто, назвавший себя другим именем, опасаясь, что монахиня припомнит его, — но бедный Ференци никому, кроме вас, не отдал бы украшения своих предков.
— Вот тебе мой кошелек,
— О как вы милостивы! — сказал хитрый цыган и прижал к губам брошенный кошелек, в котором зазвучали монеты. — Бедный Ференци очень счастлив!
Франциско де Ассизи позвонил в колокольчик и приказал вошедшему адъютанту:
— Пусть угостят цыгана сытным ужином, бедняга голоден, и мне бы хотелось, чтобы ему хоть один раз в жизни было хорошо.
— О ваше величество, я премного благодарен вам, — воскликнул Витто, протягивая руки к королю, — бедный Ференци готов идти за вас в огонь!
— Следуйте за мной, — сказал ему адъютант. Витто повиновался.
Король улыбнулся ему вслед. Он сделал очень выгодную покупку, что всегда приводило его в хорошее настроение. Он радовался, что провел цыгана с настоящей ценой ожерелья, не подозревая, что, в сущности, был обманут сам.
Оставшись один, он вынул из шкатулки ожерелье и осмотрел его со всех сторон. Жуки были красиво и крепко связаны, замочек из черненного золота выглядел так, словно его сделали за час до этого, а ведь ожерелью было уже несколько столетий.
«Не медли подарить его прекрасной и благочестивой графине, — сказал про себя Франциско де Ассизи. — Цыган прав, говоря, что черное ожерелье годится в подарок благочестивой женщине, притом графиня любит все необыкновенное, и я надеюсь, что это старинное украшение понравится ей».
Чтобы не сломать ножек жуков, король осторожно вложил ожерелье в шкатулку и закрыл ее, не догадываясь, что сам только что избежал опасности: если одна из острых ножек оцарапала бы ему кожу, он неизбежно погиб бы; эти же самые жуки убили изменницу-княгиню.
Франциско де Ассизи накинул темный плащ, надвинул на глаза шляпу, которую обычно носил во время подобных тайных прогулок, и вышел через маленькую боковую дверь, ключ от которой имел только он. Дойдя до перекрестка, он направился к соборному флигелю, чтобы незамеченным войти в комнаты сестры Патрочинио, где не было ни стражи, ни камергеров и лакеев.
В первой комнате стояло несколько монахов, которые, узнав короля, тотчас сделали вид, что углублены в религиозный разговор.
Франциско де Ассизи отворил дверь в молельню монахини, предполагая застать ее там в этот поздний час. Закрыв за собой дверь, король, полный ожидания, остановился за портьерой и раздвинул ее обеими руками.
Довольное выражение скользнуло по увядшему лицу маленького короля: сестра Патрочинио, не замечая его, стояла на коленях перед аналоем. Теплый летний воздух, проходивший сквозь открытые окна со спущенными шторами, заставил графиню сбросить с себя громоздкое коричневое одеяние; таинственный полумрак от неровного света маленькой лампады перед изображением Божьей Матери окутывал стоявшую на коленях фигуру.
Могло показаться, что живописная поза монахини заранее придумана — так прекрасно было ее мраморное лицо с тихо шевелившимися губами и глазами, обращенными к небу, так нежны ее ослепительно белая шея и грудь, напоминавшая грудь античной статуи. Пролетевшие годы не тронули красоты бывшей графини Генуэзской, но под чарующей внешностью скрывалась все та же порочная и фальшивая натура.