Избавитель

Трещев Юрий

Среди ночи он проснулся. Ему послышались шаги, голоса. Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул в коридор, залитый лунным светом. Коридор кончался окном в глухой двор. Проходя мимо пустующей комнаты, он невольно покосился на дверь. Она была приоткрыта. Помедлив, он вошел. В комнате царило запустение. Среди дрожи отблесков и зыблющихся, обманчивых отражений вдруг увиделся силуэт старика. Он зажмурился и снова открыл глаза. Место старика уже заняла Лиза. Лунный луч просунулся в щель между складками гардин, дотронулся, порылся в ее рыжих прядях, нырнул в сонную воду ее глаз. Она улыбнулась

и бездумно потянулась к нему. Губы ее раскрылись, как бутоны. Уже не способный сопротивляться искушению, он обнял ее… и наткнулся на стену. На стене тихо стучали ходики…

Близоруко сощурившись, он вдруг всхлипнул…

«Похоже, я схожу с ума… опять мне снился этот проклятый старик… может быть, уехать… Боже мой, так просто… почему это не приходило мне в голову раньше… уехать и забыть весь этот кошмар…»

Иосиф уже шел по улице, разбрызгивая талые лужи и улыбаясь. Странная радость окрыляла его. В какой-то момент ему показалось, что он может даже взлететь, он невольно взмахнул руками и рассмеялся вслух. Все его радовало, и даже эта отвратительная погода и эти грязно-серые без теней дома, почти до окон вросшие в землю. Что-то насвистывая, он спустился по шаткой лестнице к набережной, приостановился у дома, в котором жила Нора. После минутного колебания он вошел в дом. Дом казался пустым, заброшенным и полы не скрипели под ним и не прогибались, и жильцы его как будто не замечали. Он прошел по коридору, повернул налево, направо, заглянул в угловую комнату. Потеки на стенах, напоминающие фрески, пыльный фикус, этажерка, створчатое зеркало, как дверь в соседнюю комнату…

Нора спала на оттоманке. Неприятно поразили ее тонкие и бледные ноги. Он протиснулся в щель двери, тронул ее за плечо.

— Ааа… что вам?.. Боже мой, Иосиф, это ты… — Нора коротко и влажно всхлипнула.

— Я… — Не мигая, Иосиф смотрел на нее и удивлялся тому, как она изменилась. Он успел отвыкнуть от нее.

— Что случилось?.. постой, куда ты?.. — Нора сползла с оттоманки, ловя плавающие рукава халата.

Иосиф вышел в коридор, заставленный какими-то лишними, угловатыми, неудобными вещами. Как тень, Нора шла за ним.

— Душно. Я открою окно?..

— Да, конечно… что-то я хотела тебе сказать… — Нора неуверенно ощупала свое лицо. — Ах, да… — Она склонилась над комодом.

— Что ты ищешь?.. — глядя в сторону, спросил Иосиф.

— Письмо, оно пришло несколько дней назад… — Нора говорила невнятно, каким-то заунывно нудящим, морочливым, как радио, голосом. — Где-то здесь, нет, ну, конечно же, в верхнем ящике… Господи, сколько же здесь всего лишнего… черт, палец порезала… разбитые очки… где же оно?.. да, вот же… нет, это не то… — Она нетерпеливо вытряхнула содержимое ящика на пол.

— Все это уже прошлое… — Иосиф направился к двери.

— Ты уже уходишь?.. — Лицо Норы смялось. — Не уходи, я боюсь за тебя?..

— Ничего страшного со мной не случится… — Он закусил губы, чтобы не сказать что-нибудь лишнее. Некоторое время он рылся в карманах. Он искал ключи. Не нашел.

Он вышел через черный ход. Над воротами обреченно трепался линялый флаг. Сознавая, что уже никогда не вернется сюда, Иосиф приостановился на углу улицы, глянул вскользь на окна и свернул

в узкий проулок. Он шел и шел вдоль удручающе однообразных фасадов, цепляясь за жестяные карнизы окон, потом повернул и направился к трамвайной остановке…

Нора стояла у афишной тумбы. Она ждала его. Иосиф не удивился, увидев ее, и даже обрадовался.

— Ты уезжаешь?.. — спросила она.

— Нет… — Иосиф покраснел. Вопрос застал его врасплох.

Из переулка выехал трамвай, громыхая на стыках рельс. Иосиф сжал ее локти, все ее беспомощное, вдруг обмякшее тело, и запрыгнул в трамвай…

Проехав вокзал, он вышел на конечной остановке. Проходной двор вывел его к обрыву. Дальше только небо, странное, все в красных проплешинах. По осклизлой и крутой лестнице он спустился к кладбищу. Вот и знакомая ржавая оградка. В каком-то затмении он открыл калитку…

Начался дождь. Шорохи. Шепоты. Иосиф обернулся, показалось, что кто-то окликнул его. Меж стволами деревьев обрисовался силуэт фигуры. Лицо, как в венке, в каплях дождя.

— Отец?.. — недоверчиво прошептал он, пятясь, отступая к оградке…

С криком над кладбищем закружили вороны. Как в ознобе, ветки стряхнули на мокрый песок рой листьев. По окружному мосту прогрохотал поезд. Чувствуя, что земля ускользает из-под его ног, он уцепился за решетку ограды и осел. Уткнувшись лицом в прелые листья, он тихо завыл…

Спустя час весь промокший и какой-то оторванный от этой жизни Иосиф вошел в дом на углу Болотной улицы. Не раздеваясь, он лег на кушетку, обречено сложив руки на груди. Мысли были пустые, далекие, ни к чему не относящиеся…

Почудилось, будто открылась дверь, и в комнату кто-то заглянул. Свет чуть теплился в лампе на столе. Он привстал, подкрутил фитиль, огляделся. Низкие потолки, стены, крашенные известью, узкое окно в темную комнату. Чего-то не хватало. Он скосил глаза. Не стучали ходики. Стрелки остановились на половине пятого, как и в прошлый раз, когда отец покончил с собой…

Отец вернулся из командировки накануне Иванова дня, непохожий на самого себя, как будто переодетый в чужое, без шляпы и галстука в длинном, до пят, спадающем тяжелыми складками драповом пальто. Даже голос его изменился. Как будто застряв в проеме двери, он улыбался, что-то говорил. Он пытался рассмешить мать, но только испугал ее…

Иосиф неуверенно улыбнулся и, шагнув навстречу отцу, наткнулся на зеркало. Отец все еще улыбался там, за стеклом, как будто замурованный в эту стеклянную пустоту…

Неожиданно зазвонил телефон. Он висел на стене в коридоре. Иосиф затаился, выжидая. Телефон умолк…

Иосиф провел рукой по лицу, как-то забывчиво огляделся и сел на кушетку, потом лег, кутаясь в лоскутное одеяло. В комнате царила полутьма и тишина, как в детстве, лишь иногда нарушаемая какими-то странными скрипами и скрябами.

Хлопнула дверь. Пахнуло запахом яблок, резеды…

Некоторое время Иосиф лежал и прислушивался, прильнув лицом к подушке. Донеслись голоса, мужской и женский, шаги, шелест шелка, тихий звон свисающих сталактитами сережек. Сердце замерло. Из темноты выступило ночное очертание матери. Она куталась в козью шаль мышиного цвета.