Избавитель
Шрифт:
— Вы что-нибудь знаете об Избавителе?..
— Нет… — отвечаю я, хотя знаю, что весь город только об этом и говорит… этот мальчишка начинает меня успокаивать, говорит, мол, вы не волнуйтесь, обратимся к реальности, а реальность такова, что нет никакого Избавителя, потому что его никогда не было, но есть некто, для которого Избавитель всего лишь ширма… потом после довольно длинной паузы, как-то странно рассмеялся, говорит:
— Догадываетесь, кто режиссер этого спектакля?.. нет?.. это же племянник вашего дяди…
— Но он давно умер… — воскликнул я и осекся… следователь так недоверчиво
— На сегодня все, идите и постарайтесь забыть все, что слышали здесь… идите, идите, ну идите же… — Он подтолкнул меня к выходу… я вышел, иду, колени подгибаются, в глазах туман, куда иду, не знаю… пришел в себя я только на улице… вот такая нелепая история… все это как-то не укладывается в моем воображении… что ему было нужно и что мне теперь делать?.. представляешь, во дворе уже все говорят, что я имею какое-то отношение к Избавителю… — Фома налил себе вина, выпил. — Подожди меня, я сейчас…
В каком-то затмении Фома вышел на улицу. У дома Графини он увидел что-то невнятное, темное, медленно бесшумно приближающееся. Свет фар ослепил его. Полуторка остановилась и оттуда, как горох, посыпались солдаты…
12
Все еще под впечатлением от встречи с Жанной Иосиф вышел из ворот тюрьмы и направился к лимузину с помятыми крыльями. Невольно вспомнились события той душной августовской ночи. Перед глазами в воздухе обрисовалось лицо Лизы. Неопределенно улыбнувшись, она уронила книгу на низкий столик, на котором синели гроздья винограда, тускло поблескивали финики, гранатовые яблоки, смоквы, и приблизилась. Иосиф следил за ней. Тоненькая, словно тростинка, профиль, как на греческих вазах, глаза подведены черным, брови в блестках, волосы с оттенком бронзы…
Лиза исчезла чуть больше 13 лет назад.
«Девочка вся в мать…» — думал Иосиф. Несколько неосторожных слов, невольно вырвавшихся у него, заставили его остановиться. Он глянул по сторонам, как будто кто-то мог подслушать его мысли. В глубине аллеи показалась фигура полковника. В любую погоду он прогуливался по бульвару со своей сукой. Чем-то полковник напомнил ему отца, как неясная, стершаяся фотография…
Иосиф родился в провинции в небогатой семье. Его отец был сельским учителем. Близорукий и вечно хмурый, как будто убитый каким-то горем, он умер в ссылке, когда Иосифу было семь лет. А еще через год умерла и мать от нервного истощения.
Иосифа взял на воспитание дядя, который жил в городе.
В городе Иосиф чувствовал себя чужим, лишним. И все же город его завораживал. Чуть свет он просыпался и шел куда-нибудь. Улицы вставали перед ним во всем своем каменном великолепии.
Как-то Иосиф бродил по улицам Старого города, похожим на лабиринт. Неожиданно он вышел к обрыву и замер. Слезы выступили на глазах.
«Здесь бы и жить…» — прошептал он, опускаясь на колени в траву. Некоторое время он стоял на коленях, потом лег ничком. Он лежал, вглядываясь в зеленоватую пустоту, которая постепенно заполнялась видениями. Они вырастали, как будто
Небо постепенно теряло краски. Смеркалось.
Приседая и цепляясь за траву, Иосиф спустился вниз по откосу к реке, разделся и вошел в воду. Он плавал, утомлял себя, потом выполз на берег, затаился. Он лежал в зарослях на берегу, что-то создавал в своем воображении. Неясные желания облекались в какие-то расплывчатые и сомнительные формы.
Вдруг он увидел кузину, ее голые руки, ноги. Но это была не кузина. Смеясь и пританцовывая, незнакомка стянула с себя платье и спустилась к воде. Он следил за незнакомкой, а видел кузину. Шлепая босыми ногами по песку, она вышла на берег, оделась, вытягивая шею и вскидывая острые локти, отбросила мокрые волосы за спину. Она знала, что он следит за ней…
Иосиф провел рукой по лицу. Как-то вдруг вспомнилось детство, ночные игры в саду с кузиной. Она выпрядала из темноты, пугая его, в одной ночной рубашке, тянула в синюю тишь сада, смеясь и танцуя, падала, как подкошенная, в истому запахов, вся в лунных пятнах, показывая свое вспухшее потаенное место, похожее на раковину…
Кузина приезжала на каникулы из города. Ее родители снимали в их доме флигель.
Вспомнился этот дом с крыльями флигелей, точно летящий над косогором, вспомнилось как он, опасливо озираясь, поднимался по приставной лестнице на чердак, протискивался в слуховое окно и, оступаясь, шел вниз по раскаленному железу, потом ложился на живот и перевешивался через водосток, пытаясь заглянуть в ее окно, занавешенное гардинами.
При всем своем очаровании, кузина не была красива. Худощавая, хрупкая на вид, с тонкими чертами лица она не многим нравилась.
Иосиф был ее тенью. Он сопровождал ее, когда она шла в магазин или в керосиновую лавку. Как-то он решился поцеловать ее, притиснул к стене. Она позволила ему это, но он отступил, испугался того, что сделал, а потом всю ночь бродил среди сучковатых яблонь, одержимый тоской по чему-то смутному…
Осенью кузина уехала, и он забыл ее, как сон, исчезающий в постепенно выцветающих сумерках палевого цвета…
На мгновение она зависла перед ним, тонкорукая, длинноногая в белом с синим платье. Складки, оборки, мозаичный узор веток…
— Ну, и чего ты ждешь, конца света?.. — спросила она. Голос картавый.
— Кто ты?..
— Я твой ангел-хранитель… — Она вознеслась ввысь, увлекая Иосифа за собой по направлению к Лысой горы.
Мимо пролетали птицы, опасливо и с любопытством подглядывая за ними.
Иосиф не чувствовал себя посторонним.
Вернулся он в город тем же способом…
По узкой и сырой лестнице Иосиф спустился на несколько ступеней, путаясь в ключах, открыл дверь и вошел в комнату. Тускло отсвечивающая бронза, бархат, шелк, разлитое вино, недоспелые гроздья дикого винограда, изображения, изваяния, маленькие уродцы, круглое зеркало. Он неуверенно оглянулся. Ему почудилось, что кузина смотрит на него из зеркала…
Это была Нора, лишь искаженная копия кузины.
Нора спала.
Иосиф подошел к окну. Город еще спал, но небо уже светлело.