Избавитель
Шрифт:
— Ты любишь его?.. — Уже знакомый ей ангел, тронул ее за плечо. Так ясно увиделись бусинки пота на его верхней губе, как будто он реально существовал.
— Да… — прошептала она…
— Жди, он скоро придет…
Глотая слезы, она побрела к кровати. Она не спала, когда появился Старик. Увидев, что она не спит, он как-то странно усмехнулся и ловко, без всяких церемоний, с какой-то изворотливой порочностью проскользнул под одеяло. Лицо у него было, как у девочки, такое тонкое в своей розоватой белизне. Испытывая странное волнение, она придвинулась к нему, жаркой, трепещущей рукой провела
Дверь приоткрылась, и в комнату вошел отец. С беспокойством она смотрела, как он переставлял по полу ноги. На нем была только ночная рубашка. Должно быть его разбудил шум. Минуту или две он стоял над ее кроватью мрачный и неподвижный.
— Папа, мне страшно… — сказала она и заплакала.
— Детка моя… — Марк обнял ее. Он называл ее и куколкой, и голубкой, и светиком. Успокаивая ее, он так разволновался…
Однажды на демонстрации ей невольно вспомнился этот сон-кошмар, когда толпа тесно прижала ее к Фоме. Она потерлась щекой, коснулась губами его одежды. Этой невинной ласке не была чужда кокетливая нежность, но ее оттолкнул вырвавшийся у него сдержанный и такой знакомый смешок. Он даже не заметил ее смятения. Он думал о чем-то постороннем…
Был еще один эпизод в кино. Фома коснулся ее руки, привлекая внимание к какой-то сцене, возможно случайно. Она вздрогнула, отодвинулась и уже сама, вся во власти боязливого любопытства, искала его руку. Она боялась его прикосновений и ждала их. Прикосновения были обещанием чего-то еще неизведанного, недозволенного.
Фома был во всем белом. Даже порыжевшая от времени рубашка сверкала ослепительной белизной и его лицо в ореоле бесчисленных завитков. Странная игра света и тени лишали его какого-то правдоподобия. Он был так похож на Старика, каким он запомнился ей в том сне-кошмаре. И улыбка, и то же непостижимое бесстрастие. Неожиданно для себя она заплакала.
Фома был удивлен и раздосадован. На них стали оглядываться.
На улице она порывисто прижалась к нему.
— Он преследует меня…
— Кто тебя преследует?..
— Этот Старик…
— Какой еще Старик?..
— Он висит в зале над пианино… иногда мне кажется, что он — это ты… — Девочка протянула руку к Фоме, проверить, дотронуться. Она вся дрожала.
— Боже мой, да что с тобой?..
— Не знаю, мне как-то не по себе… — Почти не осознавая, где находится, она опустила лицо в его ладони. Она была так несчастлива и так счастлива, ощущая ласкающее тепло его пальцев. Она вся трепетала. — Мне стыдно это говорить, но иногда он трогает меня…
— Ты с ума сошла… — проговорил Фома вдруг севшим голосом. — Полно, успокойся и не позволяй призракам трогать себя… — добавил он уже другим тоном. Ее непосредственность удивила и испугала его…
На несколько лет Фома исчез из жизни Лизы. Они встретились случайно на улице.
Был душный и дождливый августовский вечер. Уже час или два Лиза бродила вокруг дома Фомы, а Фома с волнением ждал ее. Вытянутое, вечно насупленное лицо его как-то необычно просветлело, когда он услышал шаги на лестнице. Он подбежал к двери.
Фома вернулся в комнату…
В приглушенный уличный шум вмешивались крики чаек, плеск воды, шаги. Проскользнув в его сон, Лиза разделась и вошла в воду. На ней не было ничего, кроме лент, стягивающих волосы. Он закрыл глаза ладонью, думая, что спит, и после минутного колебания сквозь пальцы глянул в ее сторону. Лиза терпеливо дожидалась его пробуждения.
— Как ты вошла?..
— Ты забыл запереть дверь… тебе было хорошо там?..
— Где там?.. — переспросил он.
— Ты улыбался и с кем-то разговаривал… что тебе снилось?..
— Ничего мне не снилось… мне уже давно ничего не снится…
— Как я выгляжу?.. — Танцуя, она заглянула в зеркало.
— Как всегда, божественно… — прошептал он и обнял ее, удивляясь тому, что осмелился это сделать. С ним происходило что-то странное.
— Я к тебе на минутку, спешу на премьеру… я приду завтра… — пропела она. Щеки у нее горели.
Он промолчал. Он все еще жил ощущением ее упругого и податливого тела…
Весь следующий день шел дождь. Он начался еще с ночи. Фома лежал на кушетке, вздыхал, рисовал себе что-то лучшее. Ожидание томило его. Он вышел на улицу, шел, ощупывая взглядом мокрые, слепые стены, окна, мимолетное, кажущееся…
«Обман, обольщение, мираж… это не может долго продолжаться…» — бормотал он, поднимаясь по лестнице…
Лиза уже ждала его у двери. Слегка сгорбившись, медленно и осторожно она распахнула плащ. На ее груди посапывал рыжий щенок.
— Это мой маленький кошмарик… как он тебе?.. — Она подняла голову. Пухлые губы ее слегка дрогнули. — Он тебе не нравится?..
— Довольно забавный… — Фома открыл дверь, включил свет в прихожей. Ожили, протянулись, переплелись тени. Хлопнула дверь. Стало как-то ужасно тихо. Он обернулся. Лизы в прихожей не было…
Помедлив, Фома вышел на улицу и пошел по бульвару. Где-то далеко играл оркестр. В музыку вмешивались звоны трамваев, крики детей. Они копались в песке. Неподалеку морщился пруд с зеленоватой водой. Смахнув песок со скамейки, Фома сел, рассеяно глянул на копающихся в песке детей и вдруг с мучительной ясностью увидел перед собой милое и трогательное личико девочки, прильнувшей щекой к спинке скамейки. Ее поза не была лишена кокетства и какого-то странного, гипнотического очарования. Неловко, с показной озабоченностью и суетливостью девочка высыпала песок из сандалий, подтянула спустившийся гармошкой чулок и убежала.
«Похоже, что все кончилось, даже не успев начаться…» — Фома как-то нелепо всхлипнул и невольно застонал, так несносна была ему эта мысль. Мысленно он уже писал Лизе отчаянное письмо, когда на противоположный край скамейки тяжело опустился полковник. Ему явно хотелось поговорить с Фомой.
— Представляете, все только и говорят об Избавителе… в столь деликатных материях я мало что понимаю, но он меня разочаровывает… и вот что удивительно… вы не почувствовали некую странность во всем этом… нас как будто преднамеренно вводят в заблуждение… а?..