Избавитель
Шрифт:
– Он сейчас с матерью?
– С кем? – переспросило Сульфат.
– Матерью, ну… Женой Вашей… Любовницей, как у Вас это называется? Кто его рожал?
– С Петрусией что ли?
– Ну… Я не знаю…
– Мы с Петрусией шли мимо центра репа… Ретра… Ну там, где детей делают. Петрусия сказал: ко-че, давай зайдем – мы зашли, сдали, чо нужно и аще всё.
– Так Вы что, ребенка своего никогда не видели?
– Не, чо, я брало её с интерната один раз! Куда-то надо было с детьми ехать… Не помню… Давно
«Теперь – лась» – отметил про себя Василий, но вслух произнес: «Понятно».
На трассе снова появился автомобиль. Василий махнул рукой и осторожно отодвинул Сульфата в сторону от проезжей части. Автомобиль снизил скорость, однако когда они поравнялись, из раздвинувшегося прозрачного купола навстречу уху Василия вылетел кулак и ударил священника с такой силой, что будь тот жив – непременно скатился бы с насыпи. Сейчас же вместо этого раздался глухой удар, как о камень, а из салона – пронзительный вопль и такой отборный мат, что просто уши сворачивались. Автомобиль снова набрал скорость и скрылся среди сосен.
– Здесь слишком опасно, – заметил Василий, почесав ударенное ухо и глядя вслед удалившейся машине. Ничего не говоря, он с неохотой подхватил Сульфата на руки и спустился с ним вниз. Сульфат не артачилось.
Спускаясь, Василий обратил внимание на еле заметный голубой луч, тянувшийся в стороне вдоль дороги высоко над землей. Луч походил на блестящий натянутый провод, но сияние его было очень тусклым и равномерным по всей длине. Где он начинался и где заканчивался – определить было невозможно.
Они пошли дальше под сенью сосен, преодолевая бесконечные бугры и ямки. Идти по неровной, мягкой от опавших иголок земле на высоких каблуках, как у Сульфата, было крайне неудобно. Гермафродит спотыкалось о ветки, разъезжалось на шишках, а противные иголки кололи пальцы ног через открытые носы его туфель. Прибавьте к этому комаров, холод и тишину, в которой они шли, и даже Вы согласитесь, что это – невыносимые испытания. Сульфат же впервые оказалось в подобной ситуации, и потому для него это были трудности особого порядка.
Поэтому Сульфат шло медленно, делая маленькие шажки, и в то же время без умолку рассказывало о своих многочисленных друзьях-подругах, а особенно о Манарелле, в которую оно влюбилось до беспамятства, так что если в ближайшее время не встретит её, то не сможет больше жить. Однако рассказчик быстро выбивалось из сил, и с каждой минутой в его голосе всё меньше звучало бодрости, всё медленнее текла речь, длиннее становились паузы.
Василий не замечал этого и даже не слушал Сульфата: его заинтересовал луч, но никаких толковых идей по поводу его природы в голову не приходило.
– Что это такое? – спросил Василий, обернувшись и указывая на это таинственное явление.
Сульфат опешило от неожиданного вопроса, который к тому же никак не согласовывался с тем, о чём оно только что говорило. Оно долго и с непониманием всматривалось в темное небо, а когда, не без помощи Василия, всё же заметило эту голубую линию, собралось было пожать плечами, но вовремя спохватилось, резко опустило их и задумчиво протянуло, выигрывая время для выдумки ответа:
– Ну-у-у-у. Это аще важная штука, они возле дорог всегда. Ко-че, не будет их – и не будет дорог, – наконец, нашлось оно.
– Как это не будет? – удивился священник и даже остановился.
– Вот так, аще не будет, – радостно произнесло Сульфат, довольное то ли тем, что дорога может исчезнуть, то ли тому, что, наконец, удалось поразить собеседника своей ловкой выдумкой. – Там впереди эти… Такие, – оно провело по воздуху сжатой в кольцо кистью, изображая вертикальную трубу. – Вот по ним это попадает в землю и появляется дорога.
Сульфат хотело еще что-то сказать, но, сделав шаг к Василию, оступилось и ойкнуло. Только сейчас, глядя на скособоченную фигуру гермафродита с перекошенным от боли лицом, Василий осознал, насколько тяжело даются его знакомому эти метры пути. А ведь они ещё не прошли и километра!
– Я напряг. Аще! – взвыло Сульфат и, поскуливая, принялось усиленно чесать и скоблить зубами свои ладони.
Казалось, что оно опять сходит с ума, и, дабы предотвратить это, Василий схватил его кисти, но, взглянув на ладони, выпустил их от удивления – раны на руках почти затянулись! Остались лишь небольшие темные пятна-коросты, которые кое-где уже отслаивались. Да и на носу следы от ссадин оттопырились наполовину, готовые вот-вот отстыковаться от своего родного места! Выглядело это, действительно, поразительно.
А тем временем ладони чесались и не давали Сульфату покоя, усугубляя и без того его тяжелое положение. Оно подняло взор, раздраженно проблеяло «О-о-о-й!», что означало: «Моему терпению приходит конец!» и, опустив глаза вниз, принялось топать ногой. Небольшая дыра на пелерине, оставшаяся от штурма дорожной насыпи, окончательно вывела гермафродита из себя, и оно впало в истерику, принявшись с криком, раздирать свое одеяние, однако чем больше становилась дыра, тем хуже становилось самому Сульфату.
Разорвав пелерину донизу, Сульфат заломило кисти рук и, глядя в небо, прокричало:
– Я больше не могу! Зачем мы аще туда идем?! Зачем я аще поехал в «Супер» сегодня!!! Почему я не осталась дома?!!!
– Хорошо, давайте вернемся, – предложил Василий. – А в «Супер» я пойду сам.
– Я назад не пойду, ко-че, – хныкало Сульфат. – Мне аще холодно и плохо. Из-за тебя, гад, холодно.
– Здесь будете стоять?
– Неееет, – капризно протянуло Сульфат.
– Тогда возвращаемся!