Избавление
Шрифт:
– В этой затее меня беспокоит лишь одно, – сказал Дрю. – Мы толком не знаем, куда отправляемся. Никто из нас ни черта не знает ни о том, что там нужно делать в лесу, ни о том, как вести себя на воде в этих твоих байдарках. В последний раз я залезал в лодку Бог весть сколько лет тому назад. На озере Воуди у моего тестя было что-то вроде катера. Я и грести-то толком не умею. А как управляться с этими байдарочными веслами, вообще не имею никакого представления. К тому же, что мне в тех горах делать?
– Зря беспокоишься, – возразил Льюис, ткнув в воздух кулаком. – Сегодня вечером, когда поедешь домой, ты будешь подвергаться большей опасности, чем в байдарке на реке. Едешь ты на машине, а кто-нибудь выскочит из встречного потока, пересечет разграничительную и прямо лоб в лоб с тобой
– Я, кстати, тоже хотел сказать, что вся эта затея кажется мне слегка безумной, – промямлил Бобби.
– Ладно, – сказал Льюис. – Я вам сейчас все растолкую. Что ты собираешься делать сегодня до вечера?
– Ну... – начал Бобби; потом, немного пораздумав, продолжил: – Скорее всего, надо будет встретиться кое с кем, обсудить финансовые дела. Потом составить кой-какие документы и пойти к нотариусу заверить.
– А ты, Дрю, что будешь делать?
– Беседовать с нашими коммивояжерами. Нам нужно четко определить, кто чем будет заниматься и почему у нас не все ладится. Как всегда, мы пытаемся увеличить сбыт наших напитков. Иногда продаем больше, иногда меньше. Вот сейчас напиток раскупают неважно.
– А ты, Эд?
– Я? Буду работать над рекламой для «Киттс Текстайл». Там собираются выпускать трусики с изображением котенка. На рекламе должна быть хорошенькая девушка, которая гладит свою кошечку. Не ту, что у нее между ног – настоящую, живую.
– Жаль. Тот мех, что между ног, мне больше нравится, – сказал Льюис и осклабился, хотя говорить о себе, насколько мне известно, ему никогда не нравилось.
Он, не прибегая к разъяснениям, тем не менее продемонстрировал нам, что, собственно, хотел сказать. Он обвел взглядом полупустой бар, в котором мы сидели, подпер подбородок кулаком и стал ожидать решения Бобби и Дрю – поедут они или не поедут.
Я стал склоняться к мысли, что, наверное, не поедут. Они были вполне довольны своей размеренной жизнью и вовсе не маялись скукой, как Льюис и я, а Бобби даже нравилась та жизнь, которую он вел. Насколько мне известно, он был родом из каких-то других мест Юга, кажется, из Луизианы, и с тех пор как перебрался в наш город, – по крайней мере, все то время, что я знал его, – дела у него, вроде бы, шли неплохо. Он был очень общителен, и, наверное, ему бы очень понравилось, если бы кто-нибудь назвал его прирожденным коммивояжером. Он любил общаться с людьми, и многим нравилось общаться с ним – многим совершенно искренне, а некоторым потому, что Бобби был холост и охотно откликался на любые приглашения на ужины и вечеринки. Казалось, он вездесущ. Куда бы я ни отправлялся, повсюду встречал его. Куда ни придешь – там либо ожидают прихода Бобби, либо он, сделав свои дела, только что ушел.
Едешь по улице, смотришь в окно – идет Бобби; приезжаешь в супермаркет – и он там; думаешь – ага, сейчас встречу Бобби, и действительно встречаешь его; не думаешь о нем – и все равно встречаешь. Он был приятным, уравновешенным, поверхностным человеком. Только один раз он на какой-то вечеринке устроил скандал, и я почему-то запомнил этот случай. Я не помню, из-за чего он разошелся, но помню, что лицо у него исказилось страшной гримасой – такое выражение, наверное, бывает у правителя, охваченного бессильной яростью. Но это случилось только однажды.
Дрю Боллинджер был открытым, спокойным человеком, преданным своей семье, особенно своему маленькому сыну Поупу. У мальчика на лбу был какой-то странный вырост, похожий на вздувшийся кровавый пузырь или на рог, росший прямо из одной брови. Этот вырост жутким образом демонстрировал таинственную непредсказуемость и несовершенство телесного устройства человека. Дрю работал распорядителем по сбыту в какой-то большой компании, производящей безалкогольные напитки, и всей душой верил в высокое предназначение этого дела – прямо как в рекламе. У него дома, на маленьком столике в гостиной, всегда лежала брошюра, в которой излагалась история его компании и цели ее деятельности. Только один раз мне довелось видеть, как его вывели из себя. Он возмущался по поводу рекламного заявления конкурирующей, более молодой фирмы, утверждавшей, что их напиток способствует потере веса. «Подлые
Мы с Льюисом отличались от них, но и друг от друга мы отличались тоже. У меня не было ни его напористости, ни его одержимости. Льюис хотел быть бессмертным. У него было все, что могла дать человеку жизнь, но это не давало ему удовлетворения. Для него невыносима была мысль, что ему придется расстаться с чем-нибудь из того, чем он обладает, включая здоровье и силу, что время отберет у него столь многое. Он боялся, что тогда, когда у него не будет уже ни прежних сил, ни прежнего здоровья, он обнаружит, наконец, то, что ему так хотелось получить, нечто такое, что существует и подчиняется человеческой воле – но будет уже слишком поздно. Он был одним из тех, кто пытается любыми способами – физическими упражнениями, диетой, чтением книг, начиная от пособий типа «как реализовать себя» и кончая руководствами по таксидермии и монографиями по вопросам современного искусства – поддерживать тело и дух в прекрасной форме, все время совершенствоваться, чтобы освободиться от оков времени. Но, одновременно, он любил, риск. Казалось, бремя так тяжело добываемого бессмертия было слишком велико для него, и он хотел избавиться от него с помощью какого-нибудь несчастного случая – или того, что могло бы выглядеть как несчастный случай. Пару лет назад, отправившись на охоту один, он сломал себе ногу в щиколотке. До своей машины ему пришлось три мили добираться, прыгая на одной ноге и ползком. А потом он сам приехал домой, нажимая на педаль газа палкой. Перелом был очень болезненным. Я навещал его в больнице, прежде всего потому, что мне было совестно – на ту охоту он звал меня с собой, но я не смог с ним поехать. Когда я пришел к нему в больницу, и спросил его, как он себя чувствует, он заявил: «Ве-ли-ко-лепно! Сплошной отдых. Не нужно подымать железяки или лупить по груше».
Вспоминая о том случае, я бросил быстрый взгляд на Льюиса. В нем было что-то ястребиное. Но это был очень особенный ястреб. Обычно, когда смотришь на чье-нибудь лицо, создается впечатление, что оно формировалось сверху вниз или снизу вверх. Когда же смотришь на Льюиса, то представляешь себе скульптора, который лепил переднюю часть его головы, начиная с боков. Получилось вытянутое вперед лицо, с длинным носом, цвета красной глины; волосы были песочного цвета; на макушке – посветлее, так что получалось почти белое пятно в обрамлении более темных волос.
– Ну что? – спросил он. – Надумали?
Я был рад тому, что поеду с Льюисом. Я подумал о Дрю и его заботах по поводу сбыта прохладительных напитков и зримо представил себе то, что мне самому предстояло делать после обеда. Сами по себе зажглись лампы в фотостудии, раздался шорох газет под ногами. Я вполне отчетливо представил себе, как будет выглядеть фотомодель, хотя видел ее только один раз, да и то на фотографии – она стояла во втором ряду участниц, конкурса красоты, проводившегося в соседнем городке. Мой партнер, Тэд Эмерсон, обвел ее на фотографии красным карандашом. Он связался с ней через газету и контору по найму; потом отвез ее в «Киттс Миллз», и там девушка всем понравилась. В рекламном агентстве, с которым сотрудничала «Киттс», девушка тоже понравилась, хотя финансовый распорядитель и заявил, что она показалась ему «не очень-то профессиональной». А теперь и мы собирались фотографировать ее для нашей рекламы. В ее красоте не было ничего экстраординарного, и только после многих проб и компромиссов рекламу с ее фотографией можно будет поместить в рекламный журнальчик с небольшим тиражом, и вряд ли она будет чем-то выделяться среди других рекламных объявлений и фотографий. Я уже видел, как она будет выглядеть. Мне придется провести много часов над макетом; потом пойдут бесконечные препирательства с рекламным агентством, оформление счетов, записи в книгу расходов и все такое прочее... Я действительно был рад, что отправлюсь с Льюисом! Я снова взглянул на карту, и она представилась мне разложенным макетом страницы журнальной рекламы – несмотря на то, что мысленно я уже плыл на байдарке с Льюисом, предвкушение этого путешествия еще не вырвало меня из моей рутины.