Избранная демоном
Шрифт:
– У нас нет времени ждать, – сказал он. – Твои вещи пришлют из твоего дворца позже. Как и свиту. Хотя в последнем я сомневаюсь.
– Почему? – пискнула я, и, когда тэн яростно сверкнул глазами, поспешила исправиться: – Почему, господин?
По суровому лицу тэна, явно непривыкшего улыбаться, скользнула скупая ухмылка.
– Потому что Блэр-Джар правит сильнейший, – ответил он.
Я продолжила хлопать ресницами, и тэн пояснил.
– Блэр-Джар очень отличается от всего, к чему ты привыкла, принцесса. В моем тсарстве принято
Я вздрогнула, не в силах поверить в то, что он произносит все эти вещи вслух, а Ягат продолжил:
– Тебе предстоит многое узнать, принцесса. Ты росла, лелеемая всеми, родителями и слугами и невинна, подобно цветку. И также юна. В Бхукти-Джар женщины чуть ли не равны мужчинам.
Я захлопала ресницами.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула я, и, когда глаза тэна полыхнули огнем, вжалась в спинку сиденья и добавила: – Все создания Матери равны между собой, господин.
Тот прищурился и брезгливо пожал плечами.
– Да уж, равны. У вас. Если женщин даже сажают на трон рядом с собой.
Наверно, мой взгляд выражал недоумение, потому что Ягат пояснил:
– Когда-то мы и вправду были равны между собой. Во время Тысячелетней войны.
Я вздрогнула, услышав о страшном, а Ягат, казалось, не заметил этого и продолжал.
– Тогда женщины ни в чем не уступали нам. Яростные воительницы, способные убивать десятками, сотнями! Мы все были тэнгериями! Демонами. Теми, чья кровь – сама ярость. Чья сущность – желание убивать. Я вижу, как кривится твое лицо, юная пери. Но это наша суть. Суть тэнгериев, рожденных самой вечностью, безднорожденных! Твоя истинная суть. А не эта… новая сущность пери.
Он осмотрел меня снова, властно, по-хозяйски, и так надменно, что я вспыхнула.
– А я думала, тебе нужна именно эта моя сущность. Сущность пери! – выпалила я, и, поняв, что сказала, торопливо закрыла рот ладонью.
Я не поняла, как это произошло, я не заметила, чтобы Ягат двинулся или хотя бы наклонился вперед, приближаясь ко мне, но в следующий миг оказалась у него на коленях. Железная рука прижимала меня к мощной мускулистой груди, так, что я чувствовала каждый удар сердца воина.
– Вот как, наложница? Значит, ты из тех, кому невтерпеж? – пророкотал он и провел горячим пальцем по моим губам.
***
Я дернулась, как птица в силке, и, как несчастная певунья, попавшаяся в ловушку, только навредила себе этим.
Меня сжали еще сильнее, до боли, до хруста в костях, так, что я не смогла сдержать стона.
– Пожалуйста, – попросила я. – Пусти… Ты задушишь меня, господин. Останутся синяки.
Ягат хмыкнул и ослабил хватку. Мое тело сжалось пружиной, готовое распрямиться и вырваться из удушающих объятий в любой момент, но в следующий миг меня опрокинули тычком в грудь, и я оказалась упала навзничь на колени воина. Голова беспомощно запрокинулась.
Огромная рука властным жестом сжала основание шеи и Ягат заговорил снова.
– Ты
– Пусти, – прошептала я, не в силах пошевелиться. – Ты не можешь так говорить и так поступать со мной. Я принцесса! Я дочь тсара! Дочь великого тэна!
Пальцы Ягата сжали шею сильнее. Когда он заговорил, голос звучал тихо, но мне показалось, что это оттого, что сдерживает ярость.
– Лежи смирно, наложница.
Его рука соскользнула ниже и легла на грудь. Когда ладонь его наполнилась, у меня внутри что-то оборвалось.
Я дернулась, трепыхаясь, из груди вырвался короткий стон.
– Нет! – воскликнула я, мотая головой.
Небрежно, словно треплет собаку, тэн ласкал мою грудь. А потом железные пальцы сомкнулись на соске и сжали.
Я вскрикнула от неожиданной боли.
Но чем больше я билась в его жестоких руках, тем сильней он сжимал пальцы.
– Никогда не говори мне нет, – сказал Ягат, и я замерла, такой ледяной яростью повеяло от его слов.
– Пожалуйста, не надо, – заплакала я. – Мне больно.
– У тебя совершенная кожа, – задумчиво сказал Ягат.
Он ослабил нажатие, но пальцы оставались на месте и потому я лежала, застыв, боясь пошевелиться, только слезы бессилия продолжали катиться из глаз. Мне показалось даже, что слышу, как они стучат о пол.
Тэн тем временем продолжал. Он говорил тихо, спокойно, как будто даже отстраненно, словно говорил не со мной, или словно я была неодушевленным предметом… вещью.
– Не хочется ее повредить. Твою кожу.
При этом вторая рука его легла на вторую грудь и тоже вцепилась в сосок, пронзив тело еще одной волной боли. Он задумчиво покручивал их, словно раздумывал, что делать, не прерывая речь.
– Но если тебе так дорога эта твоя сущность пери, которую, как подачку, бросила безднорожденным Анахита, будь ей. Будь слабой, трусливой, сладостной. Будь наложницей. М-да… мне придется придумать, как наказывать тебя, чтобы не оставалось следов на коже.
Он говорил тихо, и я старалась уловить каждое слово, словно от этого зависела моя жизнь. Наверно, поэтому я упустила момент, когда его безжалостные пальцы прекратили терзать мою грудь. Но в следующий миг я вскрикнула, когда он рванул ворот энтари. Послышался треск нижней рубашки, и горячие пальцы воина по-хозяйски прошлись сверху вниз по полоске оголившейся кожи.
Я задрожала от унижения, но было в этой дрожи что-то новое.
Я впервые ощутила гнев.
Горячая ладонь прошлась по груди, потеребила распухшие и оттого чувствительные до боли соски.
Я застонала от унижения.
Сегодня я оттолкнула от себя Арона, когда он ласкал меня, и тело пронзало сладкими судорогами. Оттолкнула, потому что я принцесса, дочь великого тсара, и со мной нельзя обращаться так. Мои первые ласки, первое Слияние принадлежит Анахите, и тот, кто ласкает пери украдкой, ворует у Матери.