Избранная лирика
Шрифт:
А вечер настанет – и я на досуге
Гуляю на всех вечеринках в округе, Пляшу, каблуки и подошвы сбивая,
И сызнова каюсь: «Ошибка какая!»
А вот как припомню сегодня былое,
От многих ошибок покрыт сединою,
О времени ом безвозвратно тоскую,
Эх, вновь совершить бы ошибку такую!
1957
ЖЁРНОВ
С детства я помню: на зорьке студёной
В нашем сарайчике, низком и чёрном, Тишь сотрясает гул монотонный –
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Мать с побелёнными пылью висками
Круглую глыбу вращает упорно.
Камень со скрежетом трётся о камень –
Мелются зёрна,
Мелются зёрна.
Ждём, с нетерпеньем и жадностью глядя –
Ведь в животах со вчерашнего пусто, -
Скоро ли мать испечёт нам оладьи,
Жёсткие, с хрустом,
Жёсткие, с хрустом?
С каменной пылью от жёрнова... Смелем!
Ели с мякиной, ели с половой.
Не привередничать в самом-то деле
Детям здоровым,
Детям здоровым.
Нам не в новинку голодные зимы,
Мёрзлой картошкою брюхо набито.
К мельнику, еле дождавшись, везли мы
Новое жито,
Новое жито.
Я на мешках восседаю, бывало,
Слышу – вода запевает задорно,
С гулом, походим на эхо обвала,
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Очередь спит на траве, на телегах.
Мельница, словно старуха седая,
Мелко трясётся, как в стужу, под снегом.
Пыль оседает,
Пыль оседает.
Мельник выходит, окутанный пылью,
Словно из сказки некое чудо.
...Старую мельницу, давние были
Не позабуду,
Не позабуду.
Где бы я ни был – на море, на суше, -
Только заслышу рокот моторный,
Звуки родные тревожат мне душу –
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Нью-Йорк,
1959
ТРОПИНКА В ОСТЭР-БЕЕ1
Я всю Америку узнать,
Конечно, не успею.
Но вот земли заморской пядь –
Тропинка в Остэр-Бее.
Я, с ней сдружившись, отдыхал
От всех нью-йоркских шумов,
По ней немало прошагал,
О многом передумал.
Бродил я утренней порой
Извилистой тропою.
Шептались клёны надо мной,
И колыхалась хвоя.
Я радовался тишине,
Мечтая, вспоминая.
И виделась обычно мне
Тропиночка иная.
Любых дорог она длинней,
Шоссе зеркальных шире.
Далёкая – она родней
Всех прочих стёжек в мире.
Гудит над ней дремучий бор,
Хлопочет крона дуба.
Она петляет средь озёр
В краю, где всё мне любо.
Кружит среди замшелых пней,
Меж тростниками вьётся
В той местности, что с давних дней
Ушаччиной зовётся.
Она мне чудится опять.
Давно всё это было.
По ней впервые в жизни мать
Гулять меня водила.
Мой мир был мал... По ней дошли
Мы только до колодца.
Не знал я, что вокруг земли
Та тропка обернётся.
Остэр-Бей под Нью-Йорком,
1959
1 Остэр-Бей – дача советской колонии в Нью-Йорке. (Прим. автора.) АЛЕКСАНДРИНА
Не позабыть мне песню далёкой той весны:
«На Муромской дороге стояли три сосны...»
Бродили мы и пели, и с песней ты цвела, Александрина, помнишь, какая ты была!
Любил тебя тогда я, зачем теперь таить?
И ни с одним цветком я не мог тебя сравнить.
Взять василёк, но краска всего-то в нём одна, Взять лилию, но эта уж очень холодна.
Взять колокольчик, может... Да всех ты краше их!..
Такой ты мне казалась в семнадцать лет моих.
Летело время, мчалось, мне навевая сны, Как где-то на дороге стояли три сосны.
Пошли весна и лето. Зима над головой...
Александрина, где ты, подай мне голос свой!
1962
* * *
Казался веком день весенний.
Я ждал свидания с тобой.
С трудом дождался. От волненья
Молчал сначала, как немой.
Всё это просто в сказках, в песнях.
Мне смелости не занимать,
Но легче гору сдвинуть с места,
Чем о любви своей сказать.
Тот вешний день давно промчался.
Зима. Но где же твой ответ?
Уже сигнал вернулся с Марса,
А от тебя ни слова нет...
1962
* * *
Чуть угловата, острогруда,
Она сейчас на рубеже:
Ещё не девушка покуда,
Но и не девочка уже.
С людьми стеснительна порою,
А голос ломок и высок.
И сердце хрупкое такое,
Как первый осенью ледок.
1962
* * *
Я знаю: красоту любимой
Стереть пытаются года.
Но ты пригожа, как рябина,
Весною, осенью – всегда
Я помню белизну цветенья,
Твой молодой весенний дар.