Избранная. Будь нашей женой
Шрифт:
Виктор продолжал наступать, меч в его пальцах крутился как зачарованный. Я не успела даже отслеживать, куда в следующую секунду ужалит лезвие. Движения всё тяжелее и опаснее.
Александр метнул поднос — тот задел врага по колену, — склонившись, коснулся меча больной рукой и перебросил в здоровую. Он действовал рвано, чувствовалось, что слабость дает о себе знать. Но каждый удар был в разы сильнее предыдущих. Каждый — как последний.
Всё переменилось в секунду.
В какой-то момент Виктор сам оступился, наступив пяткой на тот самый поднос, и покачнулся, а Александр без промедления
Ногой в колено, рукоятью меча — в живот.
Александр схватил Виктора за грудки. Лезвие он приставил ему к груди, не позволяя ни шелохнуться, ни даже глубоко вдохнуть.
— Ты целых восемь лет отравлял нам существование. Надеюсь, все те деньги, которые ты украл, принесли тебе счастье. Ты обещал изнасиловать мою невесту и с удовольствием исполнил бы задуманное. Если ты думаешь, что я простил те слова, то глубоко ошибаешься. За твоё отношение к нам я, может, и сохранил бы тебе жизнь. Но я никому не позволю унижать Екатерину. Кстати, твой император не в безопасности. Мы знаем его местонахождение, ему недолго осталось скрываться. Передай ему привет в проклятой бездне.
Виктор хотел что-то ответить, он даже открыл рот и произнес:
— Прошу…
Но договорить не успел. Лезвие вошло в грудную клетку и с жутким чавканьем вышло наружу.
И наступила тишина.
Глава 20
Люди переглядывались, но молчали. Музыка наконец-то утихла, и голос лорда дэ Горна услышали все без исключения.
— Вы вольны уйти, — сказал Александр, разорвав рукав и начав обматывать тканью раненую руку. — Гарантирую, вас не остановят и не обвинят в измене. А можете остаться и засвидетельствовать, как старую власть сменяет новая. Думаю, нам осталось ждать считанные минуты. Воины, что борются за свободу, уже прорвались сквозь имперскую стражу.
Один стражник кинулся в сторону Александра, но стоящие рядом товарищи окружили его и приказали сложить оружие. Никто больше не двинулся с места.
Мятежники были ни где-то там далеко. Они повсюду. Виктор не знал, как близко они подобрались к императору, какими паучьими сетями опутали дворец.
Из встревоженной толпы вышел мужчина — я смутно узнала его, потому что видела среди тех, кто приезжал к Александру — и помог наложить повязку.
— Вам нужно восстанавливающее зелье, вы потеряли много крови, — строго сказал он.
— Не переживай, успеется, — отмахнулся лорд дэ Горн и нашел взглядом меня, стоящую в сторонке.
Мне казалось, что своей бесконечной дуростью я потеряла всякое доверие Александра. Он ведь просил меня не высовываться, обещал, что за мной придут. Любая бы нормальная девушка сидела и ждала, а мне… вот зачем понадобилось вылезать?!
Но внезапно, посмотрев в глаза Алексу, я осознала, что не смогла бы поступить иначе. Нет ни единого шанса, что, услышав жуткие как смерть слова — «твои любимые люди у меня», — я бы безразлично отмахнулась. Мол, да ерунда, как-нибудь образумится. А если бы не образумилось? Если бы меня спас доверенный человек Александра и сказал:
«Только вот лорды не выжили… потому что вы не пришли к ним».
Как тогда существовать? Ежедневно проклиная себя за бездействие?
А если бы меня вообще никто не спас, потому что спасителя бы тоже схватили?..
Знаете, когда я читала приключенческие романы, где героиня срывалась с места, чтобы набедокурить, я всегда думала: «Что же ты творишь, дура?!» Это же очевидно: впереди ловушка, кругом враги, и правильнее всего сидеть дома, забив окна досками.
Итак, с полной уверенностью отвечаю: в ключевой момент каждая может стать такой дурой. Мы, женщины, вообще любим поступать нелогично. Потому что, когда мужчинам раздавали логику и здравый смысл, нам щедро сыпанули переживаний и панических атак.
Как только просить прощение за свою глупость? Да и простит ли меня Александр? Он — не из тех, кто спускает ошибки. Вон, даже не заговорил со мной. Мазнул взглядом и забыл.
Но потом… когда я погрузилась в самоедство по самые уши, в залу ввели самого императора. Он шел вроде как без принуждения, в окружении нескольких богато одетых мужчин. Те даже не вытащили оружие, просто сопровождали императора как старого друга.
Только чувствовалось: дружбой тут и не пахнет
— Твоё убежище оказалось не столь надежным, как ты рассчитывал? — криво усмехнулся Александр.
Рейнольд не ответил, лишь скрипнул зубами.
Наверное, перевороты всегда так и случаются. Внезапно, тихими вечерами, когда ничего не предвещает беды. Но происходит какая-нибудь маленькая глупость — например, во дворец прорывается дурная девчонка, — а дальше катится снежный ком.
— Ты можешь передать мне власть добровольно и сохранить себе жизнь, — предложил Александр. — При всех этих людях, которых сам пригласил для празднования. Вот и отпразднуем свержение человека, который пролил океаны крови, уничтожил множество семей и разрушил некогда цветущую страну. Пойми, тебя ненавидят. Посмотри в глаза своего народа и прочтешь жгучую злобу. Ты сам довел их до того состояния, когда они пошли за мной.
Они стояли друг напротив друга, и я пыталась увидеть в их лицах что-то общее. Император назвал их родственниками, и Александр однажды сказал про свой особый статус. Проще всего это объяснялось только одним… лысый, неприятный, нескладный император — родной отец Алекса.
Это объяснило бы, почему старшему лорду не передалось ни капли семейной магии, почему его недолюбливал отец, почему император стремился навечно запереть братьев в поместье. Видимо, Рейнольд хоть и был трусом и скотиной, но не смог убить родного сына.
Но какие же они разные!
Ни единой императорской черты не углядывалось в Александре дэ Горне. И меня безумно радовал сей факт. Не хотела бы я смотреть в родное лицо и видеть там отголоски человека, который пленил Макса и готов был изнасиловать меня саму.
— Я никогда не передам тебе власть, — выплюнул император, всё ещё окружаемый «друзьями» среди знати. — Если ты меня убьешь, то тебя нарекут кровавым правителем. Тебе не отмыться от поступка, с которого ты начнешь правление. И однажды точно так же обезглавят тебя самого.