Избранница Хозяина холмов
Шрифт:
— Его слышал Атайр, — вставила принцесса с явной гордостью в голосе.
Друид отчего-то помрачнел, словно её слова вместо того, чтобы радовать, чем-то его тревожили. А мне даже любопытно стало посмотреть на этот говорящий камень Фаль. Хоть и жутковато, признаться, было бы услышать этот крик самой.
— Конечно, я схожу в ваше святилище. — Все доводы Харелта показались мне разумными.
Если нужно выказать уважение к Старым богам, моя связь с которыми, кажется, чувствовалась теперь всё сильнее с каждым днём, то я готова обратиться к ним со всем почтением.
— Это будет благим знаком, ниэннах, — одобрил Харелт. — Особенно в такое неспокойное время.
Мы ещё посидели на солнце у небольшого, обложенного камнем пруда. Я заплела её высочеству косы, как это было принято у меня на родине: так девушки и женщины убирали волосы чаще всего — замысловато укладывая косы вокруг головы и оставляя только немного свободных локонов. Всё из-за почти постоянной жары. Здесь в этом не было большой пользы, просто красиво. Да и Ребеке понравилось, а некоторые из её фрейлин даже присели рядом посмотреть и поучиться.
Отец быстро прознал о просьбе Харелта. И даже пришёл ко мне вечером, когда почти все уже разошлись по своим покоям отдыхать. Последние дни он ходил мрачным и напряжённым в ожидании приезда братьев короля Каллума. Его почти невозможно было разговорить. А тут он заявился ко мне в комнату вполне себе в благостном расположении духа.
Лелия даже приказа дожидаться не стала — вышла сама в свою отдельную часть моих покоев. Отец окинул меня, уже собранную ко сну, взглядом — и мне захотелось вдруг приосаниться, затянуть пояс отороченного кружевной тесьмой халата сильнее. Его строгость всегда так на меня действовала. Жаль, ненадолго.
— Это хорошее решение, Тави, — заговорил он. — Всем нам посетить святилище руэльцев. Оказать почтение их богам, принести щедрые дары. Но ещё многие в Гианморе остаются недовольными нашим приездом. Представляешь, считают, что ты уводишь их принца не в ту сторону. Что у нас другие боги — и это только расшатает спокойствие в Глиннхайне. Разгневает богов. Всё же они дикий народ с тёмными поверьями, — он усмехнулся. — Но если мы хотим помощи, то должны принимать их традиции и не противиться им.
— Считаешь, это поможет братьям его величества принять решение нам на пользу? — Я передёрнула плечами, присаживаясь к столику, на котором остывал любовно приготовленный Лелией на здешней кухне ароматный яблочный отвар с какими-то здешними травами.
— Думаю, да. Но про простых людей забывать не стоит тоже. Они тоже должны любить свою будущую королеву!
— Это ты как-то слишком вперёд забегаешь, — буркнула я. Все эти разговоры о нашем с Атайром союзе слышать было как-то неловко. И раздражало неимоверно!
— Это ты всё отказываешься понимать. Хотя пора уж, — строго отчитал меня отец. — Так вот. Чтобы простой люд начал тебя любить и уважать, нужно показать себя с лучшей стороны. А значит, ты завтра отправляешься в город раздавать милостыню беднякам.
— А если они не пожелают принимать мои деньги? — справедливо усомнилась я в правильности такого шага.
— Они всегда хотят денег. И неважно, в общем-то, кто их раздаёт. Но они запомнят твоё лицо, запомнят тебя. И добрых разговоров о нас станет гораздо больше. — Отец присел рядом со мной и откинулся на подушки, уложенные на диванчик. — Оденься скромно, но так, чтобы было видно, кто ты такая. И улыбайся, Тави. Прошу тебя.
— Это не милостыня, отец. Это лицемерие! И я не желаю в этом участвовать! Не так.
— Ты можешь вложить в это свой собственный смысл, — холодно ответил отец. — Если тебе так будет легче.
И его угрожающий взгляд напомнил, что деваться мне некуда. Верно, в том, чтобы помочь несчастным, тоже был свой урок. И польза для духа — добрые дела очищают. Но вот в очистительной силе отцовского приказа я как-то очень сомневалась.
Однако, стараясь не унывать, я вскочила на следующий день спозаранку. Немного взволнованная и напуганная тем, что придётся сделать. Как и советовал отец, выбрала из своих нарядов самое сдержанное платье, захватила оставленный отцом пухлый кошель с мелкими монетами и спустилась вместе с Лелией во двор, где нас уже ждала небольшая повозка и весьма внушительная охрана.
Но, как будто мне было мало приставленных ко мне отцом верзил с гербовыми знаками дома де ла Исла на одежде, во двор стремительным шагом в сопровождении не менее внушительных воинов явился сам его высочество принц Атайр, которого я, к счастью, почти не встречала все дни, что прошли после той неприятной надо мной расправы боиреннах в саду.
— Желаете отправиться со мной? — Я вскинула брови, с надеждой ожидая твёрдого отказа.
В конце концов, он, кажется, не собран в дорогу.
— Нет, это полностью ваша привилегия, ниэннах де ла Исла. — Он подошёл и вдруг, оттеснив прочь готового помогать мне взойти в карету слугу, сам подал мне руку. — Но вы же не думаете, что я отпущу вас в город с жалкой кучкой нежных вархасских стражей? С вами поедут ещё и мои люди.
— Благодарю за исключительную заботу, ваше высочество. — Я всё же опустила руку на его ладонь. — Но, боюсь, с такой охраной ко мне ни один горожанин и близко не подойдёт. Как же я буду…
— Думаю, ваш пытливый ум с лёгкостью разрешит эту задачку, — пожал плечами Атайр. — Доброго пути.
Он едва не запихнул меня в карету и громко захлопнул дверцу. И отчего-то в его предупредительности мне виделся некий подвох.
И я не могла перестать думать об этом всё то время, что мы спускались в Гианмор, уже знакомый по пути в Сеох, но всё такой же непривычный. Оказалось — и это было видно со стороны залива, — город растянут вдоль берегов. Потому довольно скоро мы свернули с центральных его улиц на восток, всё отдаляясь от королевского замка.
Вот по обе стороны от нас потянулись длинные торговые ряды. Тут и там на каждом свободном месте стояли передвижные кибитки булочников, торговцев мукой или рыбой, на рассвете привезённой с пристани. Ночной улов нынче был щедрым. Смесь запахов то и дело вливалась в оконца нашей повозки — совершенно непостижимая: то удушливая, то пряная, то кисловатая. Где-то, кажется, жарили на огне потроха. Где-то молочница зазывала отведать “ещё тёплого парного” и “свежего, только сбитого” — ей нужно было расторговаться как можно скорее: солнце уже поднималось над крышами домов.