Избранница Хозяина холмов
Шрифт:
Лелия с любопытством высовывала голову из окна, озираясь: может, пригодится ещё, разузнать получше, где можно купить нитки, а где — утиные перья. Мне же из-за той неприятной истории на джинарийском рынке до сих пор становилось не по себе ото всех этих звуков: гвалта, шагов, шуршания и шкварчания.
Но, к счастью, скоро мы свернули на ремесленную улицу: здесь тоже было шумно, но не так суетно. Стражники ехали впереди и позади кареты, своевременно разгоняя зазевавшихся горожан.
И так было ровно до того мига, как мы, миновав не слишком отдалённые от главной площади Гианмора круги, выехали ближе к окраинам. Людей здесь было не меньше. И тоже шла своя торговля — тут и там, в закутках между домами. Трепалось на ветру вывешенное над улицей бельё и какое-то застиранное тряпьё. Горожане гораздо громче и злее поругивались на неспешно катящую по мостовой повозку. Но стоило только одному из стражей огласить мой приезд, как люди начали плотнее смыкаться к бокам небольшой кареты. Лелия звякнула доверенным ей мешочком, раскрывая его, и я, слегка, признаться, робея, положила в протянутую к окну повозки ладонь первую пару монет.
Похоже, жители окраин уже хорошо знали, что бывает, когда к ним заглядывает кто-то из господ. Они охотно подходили и подставляли горсти, чтобы поймать в них блестящие на ленивом солнце медяки. Мы поехали совсем медленно. Стражникам усерднее пришлось отгонять людей, чтобы хоть как-то освободить нам путь. Но всё равно то и дело я замечала, как проплывают мимо раскрытые для подаяния руки, а я успеваю только взглядом их выхватить.
— Так не пойдёт, — буркнула я Лелии, которая сама только и вертелась по сторонам и рассовывала монеты жаждущим быть одаренными горожанам.
— О чём это вы? — рассеянно спросила она.
Но тут стало чуть свободнее: мы выехали не небольшую квадратную площадь. Похоже, здесь проводились какие-то собрания круговых управляющих с жителями. Здесь наверняка оглашали самые важные новости. Но площадь была хорошо захламлена какими-то повозками и сваленными в кучу деревянными обломками. Мостовую было почти не видно из-за рассыпанного сена, свалявшегося с попадавшими сюда нечистотами, которые, не заботясь о других, горожане порой выплёскивали на улицу.
Люди, что проходили здесь или стояли, занятые разговорами, все повернули головы в сторону выехавшей на площадь повозки. И стоило только стражнику раскрыть рот, требуя разойтись перед Тавианой де ла Исла, как люди, напротив, начали подходить ближе, ещё больше затрудняя нам проезд.
— Остановите, — велела я ближайшему стражнику, что ехал рядом с каретой, отгоняя самых наглых. — Остановите здесь, я хочу выйти.
— Это не лучшая идея, госпожа, — проговорил он мрачно.
— Остановите. Я только дойду до края площади и раздам оставшиеся монеты.
Между тем карета и вовсе почти остановилась. Потому стражник, страдальчески скривившись, всё же уехал вперёд, чтобы отдать приказ вознице. И скоро повозка, последний раз качнувшись, встала совсем.
— Это может быть опасно, донья. — Тараща от страха глаза, Лелия схватил меня за рукав.
— Я пройду всего лишь немного туда, — я махнула рукой, — и мы закончим.
— Донья-а, — протянула помощница, но всё же вышла следом, когда распахнулась дверца и один из стражников подал мне руку, помогая сойти.
Казалось, люди были даже рады видеть меня. Они перестали толкаться слишком сильно и выстроились в ряды по обе стороны. А я шла между ними неспешно, вынимая из кошеля монету за монетой и вкладывая их в грубые, порой не слишком чистые ладони.
Отовсюду слышались слова благодарности и даже благословения. Самыми бойкими были женщины с загорелыми лицами и внимательными глазами. Встречались и старики. И вполне себе крепкие мужчины не стеснялись попросить своё.
Уже виднелся впереди край тесной площади. Уже почти опустел кошель — и тут где-то за спинами людей, как будто эхо пронеслось:
— Вахасская шлюха! — так зло, словно я лично кому-то успела испортить жизнь.
— Потаскуха, да! — раздался ещё один ободряющий остальных зубоскалов оклик.
Я даже бровью не повела, продолжая раздавать деньги и отвечая горожанам улыбкой, что становилась с каждым мигом всё напряжённее. А внутри словно помоями плеснуло.
— Кто вас звал! — продолжали яриться где-то в стороне.
Двое стражников отделились от остальных и двинулись туда. Хоть я и понимала, что дело это безнадёжное: попробуй отыщи кого-то в толпе.
— Эти деньги ты что, сама в борделе заработала? А теперь купить нас ими решила!
— Да! Сколько руэльцев от вас полегло.
— Медь ваша вернёт их разве?
И вдруг толпа стала слишком плотной. Меня почти уже подпирали с обеих сторон, но стражникам ещё удавалось отгонять всё более злящихся, распаляющих и подстрекающих друг друга людей.
— Пора возвращаться в повозку! — пророкотал у меня над ухом огромный стражник из тех, кого приставил Атайр. Я едва доставала ему макушкой до плеча.
И я уже хотела было согласиться, как впереди, в просвете между фигурами горожан, заметила детей. Они крутились у чуть приоткрытой двери одного из узких, зажатых между двумя соседними домов.
Они тоже любопытно вытягивали шеи, привлечённые общей суматохой. Вот кому лучше было бы отдать деньги! Эта запоздалая мысль отрезвляюще пронеслась в голове.
И я упрямо двинулась вперёд: осталось совсем немного. Стражник попытался меня остановить, заметив побег, но тут проследил за моим взглядом.
— Это приют, — пояснил. — Здешний приют для сирот.
Что ж, лучше не придумаешь, чтобы пристроить часть отданных мне отцом денег да ещё и свои присовокупить. Но я уже почти не могла идти. Кто-то постоянно цеплялся за мою одежду, тянул рывками, хоть стража отгоняла всех, кто подходил слишком близко. Я уже не слушала гневные выкрики в толпе — смотрела только вперёд. И скоро вырвалась из смыкающихся тисков напирающих горожан.
— Проходите, ниэннах! — У двери приюта меня уже ожидала дебелая женщина, одетая, надо сказать, весьма опрятно.