Избранник. Трилогия
Шрифт:
Дверца кабины дематериализовалась.
— Привет, Остромир! Куда это ты собрался?
Вот черт, нарвался!..
— Да вот, Матвей Степанович… — Осетр принялся изображать смущение. — Решил перебраться в гостиницу, чтобы вас не стеснять.
— Ты меня не стеснял. — Чинганчгук спрыгнул на землю и обнял Осетра за плечи. — Уже поселился, что ли? Может, вернешься?
И Осетр обнаружил, что смущение ему вовсе не требует изображать.
— Извините! — Он отстранился. — Но так надо! Я должен сам! Это мой экзамен!
Чинганчгук
— Что ж, дело твое… И вообще, я тебя понимаю. Сам бы на твоем месте, наверное, именно так поступил. Я не в обиде.
Осетр перевесил комплект номер два на другое плечо и достал из кармана ключ.
— Вот, возвращаю.
Однако Чинганчгук ключ не взял:
— Пусть у тебя пока останется. Мало ли поблизости окажешься. Заходи, не стесняйся! — Он протянул Осетру руку. — Ну, бывай! Думаю, еще увидимся.
Рукопожатие состоялось, Чинганчгук поднялся в кабину, и грузовик тронулся, на ходу заращивая дверцу. Осетр некоторое время смотрел ему вслед, а потом пошел дальше. И пока шел, решил, что комплект номер два не стоит держать в собственном номере, лучше сдать в гостиничную камеру хранения. Там сумка будет целее… Должна же быть в «Приюте» такая услуга!
Когда, дойдя до гостиницы и оставив в номере повседневно требующиеся вещи, он обратился к портье, все оказалось несложно — с него сняли дополнительную плату, провели в помещение камеры хранения и оставили наедине с большим, во всю стену сейфом. В сейфе было тридцать четыре ячейки — по числу номеров в гостинице. В одной из них и расположился комплект номер два. И после того, как Осетр настроил дактилозамок на собственные отпечатки, никто посторонний забраться сюда уже не мог.
Глава двадцать первая
Дом по указанному «тетей» Баян адресу был как все в округе — деревянный, одноэтажный, выкрашенный в сиреневую краску. И улица соответственно называлась Сиреневой.
Сначала, когда Осетр позвонил, тишина за дверью ничем не нарушилась — словно сенсор звонка тут был исключительно в качестве декорации. Потом раздались тяжелые шаги — все-таки дерево не столь хороший звукоизолирующий материал, как, к примеру, тот же синтепор…
Дверь, скрипнув, открылась — на пороге появилась косматая образина с медвежьими лапами.
— Кого надо?
Господи, да их тут специально, что ли, таких подыскивают… Можно подумать, что подобно школе «росомах» существует школа бандитов, куда отбирают типов строго определенной фактуры…
— Мне нужен Касьян Романович.
Громила смотрел подозрительно — того и гляди, по чайнику даст.
— Откуда адресок узнал?
Осетр ответил, как научила «тетушка» Баян:
— Татарка начирикала. Будто бы тут помогают добрым людям в тяжелый момент.
Громила отодвинулся, освобождая дверной проем.
— Ну, просачивайся! — хмыкнул. И добавил с сарказмом: — Добрый человек!
Осетр вошел в небольшое помещение, из которого вели две двери: налево и прямо. Над последней висела картинка, изображающая писающего мальчика, и всякому становилось ясно, куда именно она ведет.
— Сюда. — Волосатый гигант кивнул на другую дверь.
Осетр распахнул ее и вошел.
Светлое помещение почти без мебели. Всего-то стол, за которым расположился худощавый лысеющий мужчина, стул перед столом да простая скамейка у боковой стены, напротив большого окна.
— Батя! Тут к тебе пришли. От Татарки.
Худощавый поднял голову. У него были мешки под глазами и тяжелый взгляд — будто каменюку положил на гостя.
— Слушаю вас, сударь.
Осетр представился Остромиром Каймановым. Худощавый кивнул:
— А меня зовут Карабас, извините!
Осетр и глазом не моргнул, хотя имя хозяина произвело на него впечатление: он и понятия не имел, что Татарка сведет его с самим паханом.
Хотя, возможно, это один из этапов прохождения «суворовской купели». Тут чего угодно можно ожидать…
— Что вы хотите?
Хозяин был вежлив до безобразия — таким подчеркнуто вежливым людям хочется иногда грязно нахамить, из чувства протеста. Впрочем, гость прекрасно понимал, чем это закончится.
— Я торговец.
Карабас снова кивнул, но на этот раз не произнес ни слова.
— Я прилетел на Кресты позавчера, транссистемником «Дорадо». Мы договорились встретиться с моим компаньоном, однако на место встречи он не явился. Я сходил туда, где он жил. Никого нет, и в гостинице не знают, куда он делся. Я хотел попросить вас помочь мне с поисками.
В течение этого короткого монолога глаза у Карабаса сделались, как острые кинжалы. Так и казалось, что сейчас появится некто, способный выхватить их из ножен-глазниц и метнуть Осетру прямо в горло… Захотелось прижать подбородок к груди, и Осетр с трудом удержался от этого движения.
— За вознаграждением дело не станет.
Нет, кинжалы не потеряли остроты. Но они словно из стали превратились в более мягкий материал, острота которого — всего лишь видимость, а при ударе он согнется, как пластилиновый. Во всяком случае, такая ассоциация возникла сейчас у Осетра.
— А сколько стоят наши услуги, вам Татарка сказала?
— Да.
— Деньги, извините, с собой?
Осетр позволил себе легонько фыркнуть:
— Только задаток. Я не сумасшедший, такую сумму по городу таскать! На улицах можно встретить всякий сброд… Ну, вы как коммерсант меня понимаете. Я беру деньги из банка для того, чтобы заплатить за работу, а не с целью подарить их первому встречному разбойнику с большой дороги, которых болтается тут великое множество.